Самый неподходящий мужчина - Джо Беверли

Главная улица была довольно оживленной. Вдоль нее располагался ряд других гостиниц, все с освещенными окнами и факелами снаружи. Большинство магазинов еще были открыты, и яркий свет, льющийся из окон, оживлял зимний городской пейзаж, особенно когда отражался, поблескивая, от снега и льда. Дамарис заметила, что то, что днем оттаяло, сейчас замерзало, поэтому ступала с осторожностью.

Весть о странном происшествии разлетелась быстро. Любопытных зевак становилось все больше, и Дамарис шагнула в сторону, чтобы ее не толкнули. Девушка уперлась в стену по пояс высотой и услышала журчание воды. Она заглянула через стену и увидела внизу запруду. Неподалеку водяная мельница, поняла она, и река перекрыта плотиной. Запруда была полузамерзшей и довольно красивой там, где на нее падал свет, меж тем как падающая вода создавала нечто вроде музыкального сопровождения. Восхищенная, Дамарис оглянулась, думая подозвать Джениву, но та все еще была с Эшартом.

Стук молотков возвестил о том, что работа по починке кареты началась, но наверняка пройдет еще некоторое время, прежде чем они смогут ехать. Теперь кареты были окружены толпой, поэтому не было смысла возвращаться туда. Девушка снова повернулась к кружевному льду запруды и музыке воды, поставив пустую глиняную кружку на стену, чтобы сунуть руки под манто. Эта картина действовала на нее умиротворяюще, но также заставляла думать.

Ее мать сочла бы несусветной глупостью стоять на холоде, смотреть на лед и слушать плеск воды. Абигайль Миддлтон была безжалостно практичной и тем не менее не устояла перед обаянием мошенника. Он был крупным, крепким мужчиной, который излучал силу и жизненную энергию, словно внутри его постоянно горела лампа.

Она помнила его последний визит вполне отчетливо. Дамарис исполнилось пятнадцать. А отец не был в Уорксопе, с тех пор как ей было восемь лет. Она и сама была очарована им, мечтая, как он освободит ее из Берч-Хауса и увезет с собой на Восток. Там она увидит чудеса, о которых он ей рассказывал, и они вместе заживут жизнью, полной приключений. Она презирала мать за недовольство им и вечные жалобы.

В те несколько коротких дней ей казалось, что отец любит ее. А потом он уехал, и она больше не находила никаких доказательств того, что он думает о ней. Дамарис поняла, что он был ласков с ней просто для того, чтобы сделать больно матери. Когда почти два года спустя до них дошло известие о его смерти, она подумала: так ему и надо.

В том нетерпимом возрасте она и к матери не испытывала добрых чувств. Зачем проклинать мужчину, который не обращает на тебя внимания, и без конца жаловаться на него? К чему цепляться за его обещание вернуться и жить в Уорксопе как ее верный, добропорядочный муж?

Нормально ли это — презирать обоих своих родителей? Быть может, она обречена быть озлобленной и эгоистичной?

Стук прекратился. Возможно, они скоро смогут продолжить путь. Несмотря на красоту и музыку, это место как-то нехорошо влияло на нее. Даже гомон толпы звучал угрожающе. Бояться было глупо, но Дамарис захотелось вернуться к своим спутникам, к Фитцроджеру. Она повернулась и чуть не поскользнулась на льду. Девушка ухватилась за стену и столкнула кружку в запруду.

Она инстинктивно нагнулась посмотреть, словно это могло спасти судьбу глиняной посудины. Кто-то врезался в нее, очевидно, делая то же самое, и едва не столкнул ее вслед за кружкой. Она лихорадочно оттолкнулась, но ноги попали на тот же островок льда, и она не смогла удержаться. На минуту она потеряла соприкосновение с землей, а потом, больно ударившись, шлепнулась прямо на спину.

«Луна взошла рано», — ошеломленно подумала она, глядя в небо. Затем луна исчезла. — Вы ушиблись, миледи?

— Что стряслось?

— Она, похоже, убилась.

— Поскользнулась на льду.

Собравшиеся вокруг люди таращились на нее. «Как коршуны», — подумала Дамарис, у которой от удара перехватило дыхание. «Помогите!» — попыталась крикнуть она, но не проронила ни звука.

— Дамарис! Что случилось?

Фитцроджер. Слава Богу!

Он опустился на колени рядом с ней и взял за руку:

— Скажи что-нибудь.

Наконец она сумела вдохнуть.

— Я поскользнулась.

— Ты цела?

Она прислушалась к своему телу.

— Кажется, да.

Он осторожно приподнял ее в сидячее положение.

— Ты уверена? Никакой серьезной боли? Она задумалась:

— Нет. Просто ударилась. — Она засмеялась, чтобы доказать это. — У меня перехватило дыхание. Помоги мне встать, пожалуйста.

Ей было неприятно снова оказаться в центре толпы.

— Что случилось? — крикнул Эшарт.

О нет! Она не желает никакой суеты вокруг себя.

— Все в порядке, — настойчиво повторила она Фитцроджеру. — Правда. Помоги мне подняться.

— Все хорошо, — прокричал Фитц в ответ. — Дамарис упала, но ничего серьезного. — Потом сказал, обращаясь к зевакам: — Леди не ушиблась. Спасибо вам за заботу.

Когда они поняли намек и двинулись прочь, он осторожно поднял ее на ноги, придерживая рукой.

— Ты можешь идти, или мне понести тебя?

— Уверена, что могу, просто дай мне минутку.

— Конечно. Что произошло?

— Я поскользнулась на льду. Чтобы не упасть, ухватилась за стену. Там стена и речка. Запруда. Очень красивая. Рука, поддерживающая ее, сжалась.

— Тише. Пожалуй, лучше пока не разговаривать. Она вдохнула и заставила себя успокоиться.

— Все нормально. Я столкнула кружку в воду. Ту, гостиничную, с сидром.

— Ей красная цена несколько пенсов. Думаю, ты можешь себе это позволить.

Эта шутка расставила все по местам.

— Я наклонилась посмотреть, что с ней случилось, и в это время кто-то врезался в меня. Я запаниковала, отступила назад и упала.

— Я знал, что эта толпа опасна. Сейчас ты можешь вернуться в карету? Мы готовы ехать.

Она увидела, что все уже заняли свои места и ждут ее.

— О, прошу прощения. Конечно.

Она поспешила к своему экипажу, благодарная Фитцроджеру за то, что он продолжает поддерживать ее.

— Это такое странное ощущение, когда внезапно теряешь контакт с землей, — сказала она. Но потом он примчался к ней на выручку, и все стало хорошо.

Когда они приблизились к экипажам, Дамарис услышала раздраженное:

— Почему мы опять задерживаемся? Я хочу покинуть это место!

Дамарис торопливо поблагодарила Фитцроджера. Когда она приблизилась к карете, к ней подбежала дородная служанка с еще одной кружкой пряного сидра в руке:

— У вас был шок, мисс! Джентльмен сказал вам дать это. За него уже уплачено.

Дамарис подумала было отказаться, но всем не терпелось поскорее тронуться в путь. Она забралась внутрь, стараясь не расплескать напиток. Грум захлопнул дверцу, и Дженива поинтересовалась: