Дважды умереть и воскреснуть - Евгения Гладкова

Обучение давалось мне легко, благодаря моим способностям, которые для окружающих оставались «тайной за семью печатями». Вскоре я перестала считаться новичком, и была признана отличным стражем, знающим свое дело. Приятно было ловить на себе одобрительные взгляды коллег. Мне льстило, что я новый страж. И еще больше льстило признание моих заслуг Ириной. Я понемногу привыкала к новой жизни, к новой роли, к новым лицам. Я чувствовала себя значимой, и это окрыляло. И все же печально осознавать, что при жизни я не воспользовалась возможностью проявить себя.

Прошло полгода, прежде чем я вновь увидела город и людей. Зоя определила меня в патруль. Вопреки сомневающимся в успехе такой кампании, я не разочаровала своего учителя. Наша группа состояла из четверых стражей. Нашими задачами были выведать, нет ли поблизости охотников, разведать маршрут к ближайшему кладбищу и определить присутствие новых гомотогов. Мой первый выход в мир в качестве стража оказался обычной прогулкой туда и обратно, без потрясений и происшествий. И второй, и третий, и все последующие. Пусть так! Это лишь означало, что люди не безнадежны, не утратили веры и не познали греха. Как бы ни сетовали остальные стражи на отсутствие приключений, я считала, что все к лучшему. Хоть какая-то стабильность.

Город жил обычной жизнью. На улицах было шумно и многолюдно. Только летние декорации сменились зимними. Деревья бережно удерживали снег, демонстрируя роскошное убранство в серебряном мерцании. Машины выпускали фейерверки грязи из-под колес, а «благодарные» прохожие, задетые «фейерверками», бранились. И несмотря ни на что, город выглядел гордым. Ему было неважно, кто мы, главное – кто он. Самый прекрасный город на свете!

Я не вела счет ночам, которые провела в Ветви. Каждая ночь была похожа на предыдущую. Я знала свое место, свое дело и просто существовала без претензий на лучшее будущее. Впервые я ощущала свою значимость. Впервые ко мне не относились как к пустому месту. Здесь я не была изгоем или обузой, скорее наоборот, я была нужной и полезной. Однако понимала, что приятного в этом мало. Во мне еще боролись противоречивые чувства: я ликовала, что, наконец, обрела себя, но в то же время я искренне раскаивалась, что стала тем, кем стала.

Мои таланты множились день ото дня. Скрывать способности было все труднее. Зоя запрещала мне демонстрировать их. Она опасалась, что, если все откроется, то меня будут использовать как инструмент борьбы с охотниками. Допустить такого поворота событий девушка никак не могла. Я много упражнялась и научилась держать силы под контролем и от посторонних глаз.

Однако Ирина ждала от меня открытий. Она была уверена, что я раскроюсь рано или поздно. Ее убежденность была не беспочвенной. Таких уникумов, как я, считанные единицы в сообществе гомотогов. Ведь я не просто восставший упырь, ведомый «геном проклятия», а нечто новое, трансформированное в иную форму существо. Само мое происхождение должно было породить во мне сверхвозможности.

До моего появления в Московской Ветви был лишь один подобный экземпляр – Витюша. Он обладал сверхслухом. Его уникальная способность открывала перспективы для развития сообщества. Он улавливал информацию сквозь толщи пород и на огромных расстояниях. Это помогало осваивать новые территории, отыскивать восставших и скрываться от религатов. Но в последнее время парень утерял доверие. Повышенный интерес Марины вскружил ему голову. От вседозволенности он потерял самообладание и контроль. Теперь его таланты заморожены. Он помещен в капсулу с жидким азотом, ее еще называют КДС – камерой длительного сна. А оставшись без «ушей», Ирина возлагала надежды именно на меня.

Вообще-то мне понятно поведение Витюши. У него не было достойных наставников. Если бы ему своевременно объяснили его сущность и предназначение, он был бы более продуктивным. Но у гомотогов тогда еще не было опыта взращивать таких детей. Считалось, что наследное проклятие не проявляется при жизни. Как эти «экспериментаторы» заблуждались в своих догадках!

Судьба Витюши была печальна. Его мать тоже была обращена при жизни, но родов не пережила. Мальчик остался сиротой. Один на один со своими страхами, одиночеством и болезнью он был не нужен ни по одну сторону жизни. Детдомовское воспитание наложило свой отпечаток на самооценку. Он ушел из жизни в одиннадцать лет, повесившись в спортзале на ремне от брюк. А после прибился к Поморам. Тогда-то и выяснилось, что он чудо-вампиреныш.

Когда началось всеобщее объединение гомотогов в ветви, Витюша уже достиг двадцатилетнего возраста и умело управлялся со своим даром. Виктор и не ожидал столкнуться с подобным феноменом. Его заинтересовал уникальный вампир. Если Витюша был не единственным в своем роде, то мечты о создании «нового мира» приобретали реальную форму. Самопровозглашенный лидер тешил себя мыслью о создании новой сверхсильной армии вампиров. Ему хотелось узнать, на что способны и другие отпрыски. Он призывал каждого ребенка, о существовании которого ведал, но лишь единицы после перерождения проявляли таланты. Ирину тревожило, что и я могу разделить судьбу бедолаг, и она даже приставила ко мне стража – Зою. Но на ее счастье, Виктор неожиданно прекратил поиски «супер-героев». Он обнаружил ключ от генетической кладовой талантов. Оказалось, незрелые гомотоги – бесполезны. Лучше их взращивать до совершеннолетия.

Факты налицо. Больше тянуть было нельзя. Зоя понимала, что ставка Ирины должна сыграть. Но какой из талантов обнажить, чтобы не навредить мне, она не знала. Ей выпал не простой выбор. Зоя приняла единственно верное решение, как ей казалось, продемонстрировать мой уникальный нюх. И вскоре Ирина ликовала. Ее радости не было предела.

Я была способна улавливать самые тонкие аромоматерии. Могла безошибочно с закрытыми глазами назвать каждого гомотога из нашей Ветви, несмотря на то, что физиология вампиров не предполагает выделение ферментов. И более того, я их запоминала. У каждого из обитателей Ветви был свой индивидуальный запах.

С тех пор я официально стала стражем – региеофагом. Попросту «нюхачом». Мне предстояло не только определять «свой-чужой», но и изучить архивы, в которых были отпечатаны следы всех когда-либо существовавших упырей.

Мои труды были по-настоящему грандиозны. Всего за неделю я смогла освоить архив Московской Ветви. Девять талмудов рукописного текста, где на каждой странице имелся кровавый отпечаток инициации. Шестьсот семнадцать имен, шестьсот семнадцать трагедий, шестьсот семнадцать проклятых душ, без права на Господню милость. Из них только сто три гомотога обитали в ветви и поныне, только сто три имени произносились вслух, только сто три пародии на жизнь еще пытались как-то выживать. Я оказалась из «счастливой» сотни. Остальных уж и след простыл.

Меня терзало зловещее чувство досады. Оно комом стояло в горле и душило. Я не знала, как совладать с эмоциями. Я читала очередную историю, как будто переживала ее, и в конце умирала с героем. Судьбы людей были трагичными и не удивительно, что они, не выдержав бремени испытаний, выпавших на их долю, сдавались. Мне каждого из них было по-человечески жаль. Но кого винить в их самоубийстве? Эпоху? Общество? Безволие? Самоубийство – не выход – тупик. С другой стороны, поражали масштабы бедствия. Сто три восставших мертвеца, вопреки законам логики, существовавшие наравне с живыми, в мире, который им не принадлежал. Сто три упыря, питающиеся людской кровью. Сто три монстра. А с начала переписи их было шестьсот семнадцать. И это только в Москве!