Египетский манускрипт - Борис Батыршин

Варенька кинулась к бестолковой Глаше и схватила ее за руки:

– А что он пишет? Где пропадал? Здоров ли?

Глаша открыла было рот, чтобы отвечать, – но Варенька уже ее не слушала:

– Ой, да что я тебя спрашиваю… где тетя Нина? Сама прочту, что он там пишет. – И девочка вихрем вылетела с террасы.

В течение следующих полутора часов письмо Никонова было прочитано по меньшей мере два десятка раз. Лейтенант писал в большой спешке (он лишь наутро после своего возвращения сообразил, что надо бы известить родственников), сообщая о том, что находится в добром здравии. Просил прощения за то, что заставил поволноваться своим внезапным исчезновением, – и туманно ссылался на некие служебные обстоятельства. В конце письма Сергей Алексеич осведомлялся, долго ли Выбеговы пробудут еще на даче, – и обещал непременно навестить, как только найдется время. Отдельно Никонов передавал поклон «очаровательной племяннице» – услышав об этом, зареванная Варенька (они с Ниной Алексеевной плакали от радости все то время, что изучали письмо дорогого Сереженьки) еще больше раскраснелась и дала себе клятву не пенять кузену очень уж строго.

Вернувшись к себе, девушка немедленно засела за письмо Марине Овчинниковой. В последнее время барышни сблизились чрезвычайно – и взяли в обыкновение делиться друг с другом как самым сокровенным, так и всякого рода житейскими пустяками. Марина пока оставалась в Москве; Овчинниковы должны были перебраться в Перловку лишь через неделю, но Варенька, конечно, не собиралась так долго скрывать от подруги важную новость. Марина Овчинникова была немного знакома с Сергеем Алексеевичем – и вполне сочувствовала Вареньке, разделяя отчаяние по поводу его исчезновения. И вот теперь Варя спешила поведать подруге радостную весть – а заодно поинтересоваться, когда ждать ее сюда, в дачный поселок на Яузе. Заодно как бы между прочим Варенька осведомлялась – нет ли у Овчинниковых известий от новых квартирантов, отправившихся путешествовать – страшно сказать – в Сирию, в Святую землю, к диким туркам и арабам!

Несмотря на огорчения, связанные с исчезновением кузена, не проходило и дня, чтобы Варя не вспоминала о мальчике-американце, которого она впервые увидела в кофейне «У Жоржа». Посещения кофеен и прочих подобных заведений были категорически запрещены ученикам гимназии – и, надо же такому статься, именно там поймал их с мамой (приехавшей навестить дочку из Ярославля) противный латинист по прозвищу Вика-Глист. И если бы не Иван с отцом – Варе грозили нешуточные неприятности. А уж сколько хихикали они с подругами, пересказывая реплику Вани в адрес гимназического шпика: «Знаете, батюшка, будь мы в Арканзасе – этого мистера давно бы уже пристрелили!»

С тех пор Вареньке случилось видеть своего спасителя всего один раз – на велосипедном празднике в Петровском парке. Тогда бициклы «американцев» произвели среди спортивной публики Москвы настоящий фурор. Варя даже сама немножко покаталась на удивительных заграничных машинах – но, главное, вдоволь пообщалась с интересным мальчиком. С тех пор она не упускала случая, чтобы расспросить Марину об американских жильцах; та отвечала охотно, не упуская, впрочем, случая подколоть подругу.

Выбегов, известный в Москве путейский инженер, служащий Николаевской железной дороги, снимал домик в самом лучшем дачном месте Подмосковья – Перловке. Этим поселком из восьмидесяти особых летних домиков владел купец Василий Перлов. Самый облик дачного поселка настраивал отдыхающих, сплошь представителей московской верхушки, на легкий, беззаботный лад; между дачами не было даже заборов, ставить их считалось дурным тоном. Дома в Перловке стояли редко, скрытые деревьями, – так что соседи не создавали друг другу помех вторжением в приватное пространство. В любом домике имелись все городские удобства; на берегу реки Яузы оборудованы особые купальни, которыми отдыхающие охотно пользовались. По вечерам возле купален кипели романтические страсти; кроме взрослых дачников в Перловке хватало и молодежи: и сыновей-студентов, и дочерей, курсисток или же гимназисток старших классов, барышень вполне уже взрослых. Варенька, правда, еще не обзавелась знакомствами среди ровесников и ждала приезда Марины.

Овчинниковы тоже третий год подряд снимали дачу в Пероловке. Девочки, которые в Елизаветинской женской гимназии учились в одном классе, в первое же лето сдружились окончательно – и с тех пор очень ждали июля, когда семьи выбирались из города, чтобы провести месяц-полтора «на пленэре».

Скучать московским дачникам не приходилось: в поселок привозили музыкантов, на дощатой сцене летнего театра, прикрытой полосатым пологом шатра, шли представления московских трупп; устраивались особые дачные балы.

Домик в Перловке обходился недешево – сравнимо с арендной платой приличной московской квартиры. Однако же от желающих не было отбоя – столь популярен был этот поселок на берегу Яузы. Чтобы снять здесь дом, приходилось вносить деньги за три года вперед. Но путеец был человеком небедным; Выбеговы, как и Овчинниковы, жили в собственном доме, в средствах не нуждались – так что вполне могли позволить себе летний отдых в Перловке.

Добрый знакомый Дмитрия Сергеевича, известный московский журналист Захаров как раз на днях прислал инженеру подписанный экземпляр своей только что вышедшей из типографии книги: «Окрестности Москвы по Ярославской железной дороге». Погостив в прошлом году на даче у Выбегова, Захаров так писал о Перловке:

«Здесь, в молодом сосновом лесу, принадлежащем В. С. Перлову, выстроено им множество дач, насчитывают более семидесяти; весь лес-парк изрезан дорожками, утрамбованными красным песком, по которым можно гулять даже в сырую погоду, вскоре после дождя. По окраине дач протекает река Яуза с устроенными на ней купальнями. (…) Устройство дач со всеми приспособлениями к летней жизни привлекает сюда москвичей, которые так полюбили эту местность, что каждое лето все дачи бывают переполнены жителями, а угодливый хозяин для развлечения своих жильцов приглашает музыку, которая играет в Перловке два раза в неделю».

Варенька, закончив письмо, запечатала конверт и принялась искать Глашу; хотелось непременно отправить послание уже сегодня. Возле дач все время крутились деревенские мальчишки, в надежде заработать медяк-другой. Дачники охотно прибегали к их услугам по всякому удобному поводу – принести что-нибудь со станции, сбегать по делу, а то и доставить в Москву записочку или письмо. Прислуга Выбеговых наперечет знала окрестных сорванцов, так что Варя вполне могла рассчитывать на то, что ее письмо еще до вечера попадет на Гороховскую.

Первый визит Ольги к Никонову состоялся в два часа пополудни, на следующий день после объяснения с Геннадием. Лейтенант сам встретил девушку на «той стороне», в двадцать первом веке – и, поддерживая под локоть, провел через портал. В момент перехода Ольгу передернуло – нет, прикидываться не придется, тоннель и правда внушает ей ужас. Момент перехода через полную тьму, через мгновенное «ничто»… исчезающе короткий, застигающий на микросекунду, прямо посреди шага, он леденил кровь и совершенно выбивал девушку из колеи. А потому, уже покидая портал, она так стиснула руку Никонова, что тот с беспокойством посмотрел на спутницу: