Головоломка - Франк Тилье

Как в его гребаном сне.

Он вжался в кресло, чувствуя, что сейчас задохнется. Илан не верил ни в предчувствия, ни в другую мистическую чушь. Но как объяснить происходящее? Он подумал о провалах в памяти, которые случались все чаще, и понял, что непременно должен все выяснить.

– Могу я узнать, что натворил ваш арестант?

Сидевший в левом ряду бородатый инспектор бросил на Илана короткий взгляд и сказал:

– Что он натворил? В прошлом году, за три дня до Рождества, этот очаровашка убил восемь человек в высокогорном приюте. Три женщины и пятеро мужчин погибли, потому что имели несчастье оказаться рядом с ним в плохую минуту.

Полицейский обернулся, ухватился рукой за спинку сиденья и продолжил:

– Он нанес им восемьдесят семь ударов отверткой. Можете такое представить? Никто не спасся. У них не было шансов – он напал, когда они спали. Психиатры признали его невменяемым, но мы не сомневаемся, что он прекрасно понимал, что делает, а теперь симулирует безумие и амнезию, чтобы избежать пожизненного. Однажды этот негодяй выйдет из психушки и снова кого-нибудь убьет, даю руку на отсечение. – Он хлопнул ладонью по мешку. – Так, Шардон? Ты самый умный извращенец из всех, кого я встречал на своем веку. Мы везем тебя домой, к другим психам.

Илану показалось, что он погружается в пучину безумия. Отвертка, орудие убийства восьми человек. Это не совпадение: легавые и человек без лица работают на «Паранойю» и пытаются его запугать. Так почему же у него стынет кровь в жилах от присутствия незнакомца?

Илан поймал взгляд Гадеса в зеркале, и ему почудился страх в его глазах. Неужели старика пугают люди в форме? Или тот факт, что легавые могут сунуть нос куда не следует?

– Трагедия произошла здесь, в Альпах?

– Вы задаете слишком много вопросов, – бросил другой полицейский. – Откуда такой интерес?

– Просто нездоровое любопытство.

– Оставьте его при себе.

Наступила тишина. Илан решил не нарываться и прислонился виском к стеклу, в котором отражался странный пленник, немой и слепой, как раб. Очевидно, полицейские надели мешок ему на голову, чтобы скрыть отметину на шее.

Или это одна из страниц дьявольского сценария «Паранойи».

Очень скоро глаза Илана затуманились, и на отражение арестанта наложилось другое изображение: квартира на улице Ренн, на полу лежит мертвая Анни Бокур с отверткой в спине. Илан сощурился, но труп не испарился, а переместился на снег. На долю секунды Илан увидел себя: он стоял, склонившись над телом, и с размаху наносил жертве удары отверткой между лопатками.

Илан вздрогнул, прикрыл ладонью стекло, и наваждение испарилось. Он повернулся к дремлющей Хлоэ и чуть было не спросил, видела ли она отражение на стекле, но вовремя прикусил язык.

Все происходит у него в голове. В больном мозгу.

Но до чего же все реально…

После получаса адской езды сквозь вьюгу машина свернула с шоссе на дорогу, проложенную вдоль берега озера. Замерзшая вода была пугающе черного цвета, снега намело метров на двадцать в высоту. Вдалеке, на склоне горы, зажглись огни. На мосту водитель сбросил скорость из-за сугробов, и пассажиры заметили на утесе какие-то длинные строения. Автомобиль с трудом карабкался по серпантину, несмотря на цепи на колесах. Лысый полицейский потер руки и повернулся к Хлоэ:

– Вы правда хотите запереться там по доброй воле?

Девушка кивнула.

– Очень любопытно, – прокомментировал он. – Те восемь убитых тоже участвовали в какой-то игре.

– Какого рода игре? – нетерпеливо переспросил Илан, не зная, что думать.

Гадес поспешил передать сыщику бумаги, чтобы прервать ненужный разговор.

– Вот, взгляните: у нас есть разрешение французского правительства занять на оговоренный срок некоторые помещения. В этих местах часто работают киношники – снимают «ужасы» и триллеры.

Полицейские зажгли фонари, проглядели документы и вернули их Гадесу – слишком быстро, так что Илану ничего не удалось разглядеть. Хлоэ не отрывала взгляда от высокой черной решетки, увитой засохшим плющом.

У Илана перехватило дыхание, когда он увидел раскачивающуюся на цепи вывеску с полустертыми буквами: «Психиатрический комплекс „Сван-сонг“»[15].

Водитель поднял воротник непромокаемого плаща, вышел из машины, толкнул створки ворот, захлопнувшиеся под натиском ветра, и бегом вернулся за руль. Территория комплекса казалась огромной, корпуса с выбитыми стеклами тянулись вверх и терялись в ночи.

Страх парализовал Илана. Хлоэ выглядела не лучше. Заброшенная психиатрическая клиника. Обрывки кошмара материализовывались, перемешиваясь и путаясь, и это сводило Илана с ума.

Все было зыбко и одновременно реально.

Даже если забыть о чудовищных совпадениях с дурным сном, организаторы не могли выбрать более нездорового и опасного места. Бетон, решетки и безумие, затерянные в сердце пустоты под названием «нигде». Погодные условия усиливали давящее на психику чувство оторванности от мира.

Зажатый между полицейскими арестант не шевелился, только шумно сопел. Илан пытался вообразить, как может выглядеть этот человек. Как он смотрел на людей, которых убивал? Запечатлелся ли ужас совершенного преступления в глубине его глаз? Есть ли у безумия особое лицо?

Машина наконец остановилась перед огромным многоэтажным зданием с островерхой крышей. У входа были припаркованы четыре автомобиля. Гадес издал облегченный вздох:

– Наконец-то мы добрались.

Он велел водителю выгрузить ящики с досье кандидатов и оборудованием, и Илан сообразил, что таинственный устроитель игры не хочет открывать бардачок из-за лежавшего там револьвера.

– Счастливо доехать, – сказал Гадес, кивнув полицейским.

– Что и говорить, пора бы и нам добраться до места, – откликнулся сидевший слева офицер.

Гадес вышел и открыл заднюю дверь, Илан и Хлоэ с трудом выбрались наружу, постанывая от боли в затекших ногах. Мороз мгновенно прохватил до костей, снежная крупа безжалостно колола лицо. Илан надел капюшон, проводил взглядом спину заключенного в медленно удалявшейся машине и догнал Гадеса и Хлоэ у дверей громадного корпуса.

– Они сказали, куда едут? – спросил Илан, дуя на замерзшие пальцы.

– Да. В Отделение для тяжелых больных, где держат опасных пациентов. Оно находится в тридцати километрах отсюда, на франко-швейцарской границе, и является подразделением этого института. Здесь живут сумасшедшие, там содержат жестоких убийц. Отделение тоже скоро закроют – из-за недостатка финансирования, а не безумцев.