Игра престолов - Джордж Мартин

Арья побежала к нему для последнего объятия.

— Сперва положи меч, — предостерег ее со смехом Джон.

Застенчивым движением отставив оружие, она покрыла лицо брата поцелуями.

Джон повернулся назад к двери, Арья взяла меч, взвешивая его в руке.

— Чуть не забыл, — сказал Джон. — У всех хороших мечей есть имена.

— Например, Лед. — Она поглядела на клинок в своих руках. — Неужели у него уже есть имя? Ну говори же.

— Разве ты не догадываешься? — поддразнил Джон. — Назови свою самую любимую вещь.

Арья сперва удивилась, а потом поняла, И они хором произнесли:

— Игла!

Воспоминание это долго потом согревало его в дороге на север.

Свадьбу Дейенерис Таргариен с кхалом Дрого, страшную и варварски великолепную, сыграли на поле возле стен Пентоса, потому что дотракийцы верили, что все важные события в мире и в жизни мужчины должны совершаться под открытым небом.

Дрого созвал свой кхаласар, и они пришли, сорок тысяч воинов-дотракийцев, вместе с несчетным количеством женщин, детей и рабов. Они остановились вместе со своими стадами у городских стен, воздвигли жилища из спряденной травы и съели все, что можно было найти вблизи. Добрый народ Пентоса с каждым днем проявлял все большее беспокойство.

— Мои друзья-магистры удвоили численность городской стражи, — говорил Иллирио, сидя ночью за блюдом с уткой в меду и оранжевым хрустящим перцем, во дворце, что принадлежал Дрого. Кхал отправился к своему кхаласару, предоставив дом в распоряжение Дейенерис и ее брата до дня свадьбы.

— Только лучше выдать принцессу Дейенерис скорее, чем они скормят добро Пентоса наемникам. — пошутил сир Джорах Мормонт. Беглец предложил ее брату свой меч в ту самую ночь, когда Дени продали кхалу Дрого, и Визерис охотно принял его. С той поры Мормонт сделался их постоянным спутником.

Магистр Иллирио непринужденно расхохотался, поглаживая раздвоенную бороду, а Визерис даже не улыбнулся.

— Он может получить ее хоть завтра, если захочет, — сказал брат, поглядев на Дени. Она опустила глаза, — Пусть только выплатит цену.

Иллирио махнул мягкой рукой в воздухе, кольца блеснули на толстых пальцах.

— Я сказал вам, что все улажено. Доверьтесь мне. Кхал обещал вам корону, и вы ее получите.

— Да, но когда?

— Когда кхал решит, — ответил Иллирио. — Сначала он получит девицу, а после того, как они вступят в брак, ему нужно будет совершить путешествие по равнинам и представить ее подданным. После этого, быть может, все и решится. Если кхал получит добрые предзнаменования.

Визерис кипел нетерпением:

— Клал я на дотракийские предзнаменования! Узурпатор сидит на троне моего отца. Долго ли мне ждать?

Иллирио пожал жирными плечами:

— Вы ждали всю свою жизнь, великий король. Что для вас еще несколько месяцев или даже несколько лет?

Сир Джорах, бывалый путешественник и знаток местных обычаев, согласно кивнул:

— Я советую вам проявить терпение, светлейший. Дотракийцы верны своему слову, но поступки они совершают, когда настает их время. Низменный человек может молить кхала о милости, но не вправе корить его.

Визерис ощетинился:

— Последите за своим языком, Мормонт, или я вырву его. Я не из простонародья; я — законный владыка Семи Королевств. Дракон не просит!

Сир Джорах с почтением потупил взгляд, Иллирио, загадочно улыбаясь, отодрал крылышко от утки. Мед и жир стекали по его пальцам, капали на бороду, зубы впились в нежное мясо.

«Драконов больше не существует», — подумала Дени, глядя на своего брата, хотя и не осмелилась высказать свою мысль вслух.

Но той ночью ей приснился дракон. Визерис бил ее нагую, млевшую от страха, делая ей больно. Дени побежала от брата, но тело сделалось непослушным. Он вновь ударил ее, она споткнулась и упала.

— Ты разбудила дракона, — вскрикнул Визерис, ударяя ее. — Разбудила дракона, разбудила дракона. — Бедра ее увлажняла кровь. Она закрыла глаза и заскулила. И словно бы отвечая ей, послышался жуткий хруст, затрещал великий огонь. Когда она поглядела снова, Визерис исчез, вокруг поднялись великие столбы пламени, а посреди него оказался дракон. Он медленно поворачивал свою огромную голову. А когда огненная лава его глаз коснулась ее взгляда, она проснулась, сотрясаясь в холодном поту. Ей еще не случалось так пугаться…

…до дня, когда наконец свершился ее брак.

Обряд начался на рассвете, продолжался до сумерек; бесконечный день заполняли пьянство, обжорство и сражения. Посреди зеленых дворцов была возведена высокая земляная насыпь, откуда Дени наблюдала за происходящим, сидя возле кхала Дрого над морем дотракийцев. Ей еще не приводилось видеть столько людей вокруг себя, тем более из столь чуждого и страшного народа. Табунщики, посещая свободные города, наряжались в самые богатые одеяния и душились благовониями, но под открытым небом они сохраняли верность старым обычаям. И мужчины, и женщины надевали на голое тело разрисованные кожаные жилеты и сплетенные из конского волоса штаны в обтяжку, которые удерживались на теле поясами из бронзовых медальонов. Воины смазывали свои длинные косы жиром, взятым из салотопных ям. Они обжирались зажаренной на меду и с перцем кониной, напивались до беспамятства перебродившим конским молоком и тонкими винами Иллирио, обменивались грубыми шутками над кострами; голоса их звучали резко и казались Дени совсем чужими.

Облаченный в новую черную шерстяную тунику с алым драконом на груди, Визерис сидел ниже ее. Иллирио и сир Джорах находились возле брата. Им предоставили весьма почетное место, как раз чуть ниже кровных всадников кхала. Однако Дени видела гнев, собирающийся в сиреневых глазах брата. Визерису не нравилось, что Дени сидит выше, и он кипел уже оттого, что рабы предлагали каждое блюдо сначала кхалу и его невесте, а ему подавали лишь то, от чего они отказывались. Тем не менее ему приходилось скрывать свое раздражение, и оттого Визерис впадал во все более мрачное настроение, усматривая все новые и новые оскорбления собственной персоне.

Дени никогда еще не было так одиноко, как посреди этой громадной толпы. Брат велел ей улыбаться, и она улыбалась, пока лицо ее не заболело и непрошеные слезы не подступили к глазам. Она постаралась сдержать их, понимая, насколько сердит будет Визерис; если заметит, что она плачет. Ей подносили еду: дымящиеся куски мяса, черные толстые сосиски, кровяные дотракийские пироги, а потом фрукты и отвары сладких трав, тонкие лакомства из кухонь Пентоса, но она отмахивалась от всего. В горле ее словно встал ком, и она понимала, что не сумеет ничего проглотить.

Поговорить было не с кем, кхал Дрого обменивался распоряжениями и шутками со своими кровными, смеялся их ответам, но даже не глядел на Дени, сидевшую возле него. У них не было общего языка. Дотракийского она не понимала, а сам кхал знал лишь несколько слов того ломаного валирийского наречия, на котором разговаривали в Вольных Городах, и вовсе не слыхал общего языка Семи Королевств. Дели была бы рада обществу Иллирио и брата, однако они находились слишком далеко внизу, чтобы слышать ее.