Одноразовые люди. Новое рабство в глобальной экономике - Кевин Бэйлз

Всюду проникающее рабство означает также, что у раба нет никакого выбора. Раб, покинувший своего хозяина, вряд ли найдет другую работу. Семьи белых мавров не испытывают потребности в наемной рабочей силе, поскольку у них есть собственные рабы. Более бедные белые мавры, пастухи и земледельцы из касты зенага, связанные с семьями из касты хасанов вассальными обязательствами, также не станут (да и не смогут из-за своей нищеты) нанимать сбежавшего раба. Свободные не-мавры в Мавритании не имеют рабов, но обычно у них огромное число членов собственной семьи, которых они предпочтут нанять на работу, прежде чем обратятся к чужаку. Когда рабы уходят от хозяина, они уходят ни с чем. Не имея места для проживания, без каких-либо гарантий еды или одежды, они быстро впадают в полную нищету. Некоторые освободившиеся рабыни становятся проститутками, а мужчины влачат жалкое существование в городах, но для большинства освобождение означает голод. В обществе, организованном в огромные многопоколенные семьи, освобожденный раб — пария. Немедленно опознанный по цвету кожи, одежде, речи, бывший раб первым делом услышит вопрос от своего потенциального нанимателя: «Кому ты принадлежишь?» С точки зрения тех, кто распоряжается работой и ресурсами, бывший раб уже доказал свою ненадежность, повернувшись спиной к своей собственной «семье», и эта точка зрения разделяется многими рабами. На улицах толчется достаточное количество нищих, многие из них калеки, и это не позволяет рабам забыть, что с ними будет на свободе. Таким образом, рабы испытывают искушение освободиться, только если их хозяин очень жесток, но на деле физические избиения случаются редко. Все мои информанты, даже бывшие рабы, подтверждают это. Избиения, которые они описывали, воспринимались как «наказание ради дисциплины». В основном мои собеседники, похоже, чувствовали, что рабы, как и дети, чтобы хорошо себя вести, нуждаются в несильном битье попы. Когда же встречались случаи крайнего насилия, они осуждались всеми как нарушение законов ислама.

В такой ситуации хозяевам нет нужды удерживать рабов силой. Им очень легко сказать: «Уходи, если хочешь», поскольку они знают, что рабам некуда идти и нечем заработать на жизнь. Раб может попросить своего хозяина о плате за работу, но хозяин может отказаться платить. Изменение в законодательстве 1980 года отменило официальные обязательства рабов служить своему хозяину, но не реальность их работы и эксплуатации. В то время как официальное владение рабами было отменено, не были узаконены никакие изменения в трудовых отношениях: хозяева не обязаны платить своим рабам или обеспечивать им какие-либо социальные гарантии. Это позволяет продолжаться официальному обману запрета рабства. Мавританское правительство, хотя и признает, что сотни тысяч «бывших рабов» выполняют неоплачиваемую работу в обмен на еду и одежду, но настаивает на том, что это не рабство. Насилие редко требуется, чтобы добиться покорности от раба, поскольку вся социальная система поддерживает культуру порядка и послушания. Конечно, находящиеся у власти белые мавры и их правительство сохраняют монополию на насилие, они могут использовать его (и на деле используют) против воображаемых угроз, таких, как политическая оппозиция или организованная поддержка бывших рабов.

Чтобы понять это рабство, которое не представляет собой рабства, нам надо помнить культурный контекст этой страны. Мавритания не является частью современного мира. Ее культура существует изолированно: источников информации мало, большинство из них контролируется правительством. Международные новости на телевидении и в прессе посвящены арабскому миру, фокусируются на международной борьбе за чистоту ислама и никогда не касаются прав человека. Если бы в основном неграмотное большинство рабов могло читать, оно практически ничего бы не узнало, что шло бы вразрез с существующим положением вещей[59]. Во всяком случае большинство рабов в большей степени смирилось и психологически более защищено в своем рабстве, чем их хозяева. Правящим маврам известна международная критика, звучащая в адрес существующего в стране рабства. Они чувствуют необходимость защищаться и от разоблачений, и от рабов, получающих информацию о международном давлении на правительство, которое предпринимает экстраординарные меры для того, чтобы спрятать рабство от иностранных визитеров. Один белый мавр, который работал на правительство до того, как покинул страну, рассказал следующую историю.

Представители правительства защищаются очень энергично, поскольку рабство, которое они пытаются скрыть, все равно великолепно видно, и им приходится идти больше чем на лингвистические трюки опровержения и задуривания, чтобы спрятать его. Успех этой политики в значительной мере определяется странным гримом мавританского общества: изолированная на самом верху от всей массы населения, высшая каста белых мавров отчаянно борется, чтобы удержать свои привилегии и своих рабов.

Суд Линча по заказу правительства

Чувствуя давление и контроль, правительство впадает в паранойю и прибегает к насилию. Превосходимые по численности афро-мавританцами, не имеющими рабов и экономически независимыми, белые мавры идут на любые шаги, чтобы удержаться у власти. Начиная с 1989 года, они обрушились на афро-мавританцев, которые выступают за более высокий социальный статус и демократическое участие в жизни страны. В 1990 году правительство натравило толпы беснующихся харатинов на афро-мавританцев и сенегальцев. По крайней мере двести черных сенегальцев были убиты только в столице. В ходе силовых акций правительства более 70 000 афро-мавританцев были высланы или бежали из страны в соседние Сенегал и Мали. В документах ООН зафиксированы более 500 случаев пыток, увечий и убийств афро-мавританцев, многие из которых занимали видные позиции в военной или публичной сферах общества. Расправившись с афро-мавританской оппозицией и уничтожив ее лидеров, правительство завершило все это мероприятие принятием в 1993 году амнистии, которая защищала участников резни от преследований и наказания.