Самая прекрасная земля на свете - Грейс Макклин

Потом все пошли смотреть на новые брошюры, которые нам прислали из Центрального Отделения.

— Новая инициатива, — сказал Альф. — Воспользуемся ими на следующей неделе.

Дядя Стэн сказал, что мы пойдем проповедовать на главную улицу.

Я потянула его за рукав:

— Можно с вами поговорить?

Взяла его за руку, отвела в сторонку. Потом сказала:

— А я сотворила еще одно чудо. Я хотела наказать одного человека. И произошла совершенно неожиданная вещь.

Дядя Стэн покачал головой. Он сказал:

— Да что ты заладила про чудеса? Я очень рад, что у тебя все ладно в жизни, зайчонок, вот только папа-то твой знает, какие ты разговоры разговариваешь?

Я сказала, что папа мне кое-что сказал, сказал, что все это чепуха, но я подумала, что уж дядя Стэн мне поверит.

— Я тебе верю, Джудит, — сказал он. Лицо его было добрым и усталым одновременно. — Ну, вернее, я думаю, ты думаешь, что что-то такое сотворила.

Я подумала — не сказать ли ему, что со мной говорит Бог. Мне вдруг стало ясно: я больше ни секундочки не могу терпеть того, что об этом никто не знает. И тут произошла странная вещь. Я услышала голос Бога: «Не смей», совершенно отчетливо. И было это как-то непонятно, словно от моего мозга откололся маленький кусочек.

Дядя Стэн нахмурился:

— Эй, ты чего?

— Ничего.

— Точно?

Я закрыла глаза рукой.

— Да, — сказала я и заставила себя ему улыбнуться.

Дядя Стэн сказал:

— Да, кстати, малыш, я тебя еще хотел спросить: у папы-то все в порядке? Тут, знаешь, забастовка и все такое, времена нелегкие. Мы постоянно о нем думаем, но сам он все больше молчит. Как у него дела?

— Нормально, — сказала я. — Просто его раздражает этот стук в дверь.

— Что?

— Какие-то мальчишки стучат в нашу дверь.

Дядя Стэн нахмурился.

— Твой папа ничего об этом не говорил. Дело-то серьезное, или как?

— Не знаю, — сказала я. — Я именно об этом вам и хотела сказать, о том, что я сделала с…

И тут Бог сказал «СТОП!» так громко, что я подскочила.

— Что такое? — спросил Стэн.

И тут я снова подскочила, потому что другой голос произнес:

— Ну, как оно?

Я подняла глаза: это был папа.

Они со Стэном о чем-то заговорили, а я тихонечко отошла. Когда оглянулась, рука дяди Стэна лежала у папы на плече. Я очень надеялась, он не скажет папе, что я говорила с ним о чудесах. А потом я подскочила в третий раз, потому что меня ухватили две пухлые руки и раздался голос:

— А, попалась!

Надо мной ухмылялось лицо с усиками и ртом-черточкой с беловатой слюной в уголках.

— Ты от меня бегаешь!

— Да нет, Джози! Честное слово!

— Гм. — Она посмотрела на меня с подозрением, потом сунула мне в руки пакет. — Подарочек!

— Спасибо.

— Так открой!

— Пончо, — сказала я.

Ракушек и кисточек там было даже больше, чем я предполагала, а цвет оказался совсем оранжевым.

Джози затряслась от смеха.

— Я-то знаю, как ты любишь такие штучки. Я без дела не сижу, то одному что смастерю, то другому, но сделать тебе приятное у меня всегда время найдется. Примерь! Должно быть как раз впору, хотя я на всякий случай сделала его чуть-чуть побольше.

Кисточки опустились до самых стоп.

— Как раз впору, — сказала я.

— Чего ж ты его снимаешь?

— Поберегу на особый случай.

Я оглянулась на папу и дядю Стэна — они все говорили. Вернее, говорил дядя Стэн, а папа смотрел на него с серьезным видом.

— Обязательно надень его в воскресенье.

— Хорошо.

— Эй, выше нос! — сказала Джози. — Тебе что, не нравится?

Я оглянулась на папу и дядю Стэна — они смеялись. В мире вдруг стало светлее.

— Очень нравится, — сказала я. — Очень. Спасибо, Джози.

Вечером снова грохнул почтовый ящик. Я поняла, что это именно он грохнул, потому что, когда проснулась, услышала смех и стук калитки. Я вылезла из кровати, встала сбоку у окна и выглянула в щелочку между шторами. Только, если не раздвигать, почти ничего не было видно, поэтому я проскользнула в другую спальню.

Внизу были Нил, Ли и Гарет, а с ними брат Нила Том, которого я иногда видела у школьных ворот, и еще несколько больших мальчишек, которых я никогда не видела. Когда папа открыл двери, они уехали. Через пять минут снова вернулись. Один из больших мальчишек прихлебывал из банки, другие выписывали петли на велосипедах и плевали на землю. В прихожей зазвонил телефон, я услышала, как папа вышел из кухни, за ним хлопнула дверь. Звон прекратился, я услышала, как папин голос сказал: «Миссис Пью!»

— Да, — сказал он. — Спасибо. Я как раз с этим разбираюсь.

Еще он сказал:

— Все будет нормально, миссис Пью. Не волнуйтесь, пожалуйста.

Тут я так замерзла, что полезла обратно в кровать.

Когда мальчишки вернулись, они крикнули: «Где ведьма?» — в щелку для писем и стали швырять гравий в окна второго этажа. Я почувствовала шум в груди, будто туда хлынул поток докрасна раскаленных шариков, и подумала, не так ли бывает, когда в тебя попадает пуля. Лежать я не могла, потому что тело горело и меня трясло. Я достала дневник, стала писать. Но шум не стихал, поэтому я убрала дневник и села у стены. Сидела долго, пока на улице не стихло, пока часы в прихожей не пробили полночь. Тогда я встала и раздвинула шторы.

Было тихо и очень светло. Полная луна отбрасывала длинные тени от домов и деревьев Красы Земель. Тени тянулись по всему полу. Я подумала, о чем они мне напоминают, а потом вспомнила: так выглядит наше городское кладбище, когда от могильных камней падают тени.

— Господи, — сказала я тихо, — почему это происходит?

«Ну, — сказал Бог, — в данный момент Нилу кажется, что именно ты — причина всех его бед».

— Разве я виновата, что миссис Пирс он не нравится? — спросила я. — Что мне делать?

«Не знаю».

— Ты же Бог, — сказала я.

«Но ты же сама заварила эту кашу».

— Нет, Ты, — сказала я.

«Нет, — сказал Бог. — Ты сама».

— Но я ведь делала только то, что Ты велел мне!

«Ты делала то, что тебе хотелось делать».

— Это одно и то же, — сказала я.