Темное солнце - Эрик-Эмманюэль Шмитт
Шрифт:
Интервал:
– Я злюсь?!
– За эти три дня, на берегу Нила, я заметил, что ты в ярости.
Я отвернулся. Пакен был прав! Но как он заметил мою ярость, ведь он казался абсолютно безучастным? Его голос смягчился, стал чарующим, как флейта в нижнем регистре:
– Так ты согласен? Фефи забирает треть выручки: она привлекает клиентов, отбирает, организует встречи. Остальное твое.
– Я… никогда этим не занимался… ну… никогда не жил так…
– В чем сомнения? Робеешь проявить себя мужчиной? Быть любезным с дамами? Расплатиться за то, что было тебе даровано?
– О чем ты?
– О красоте.
Он стал поглаживать свои плечи и продолжил:
– Я красив, и это факт. Тут нет моей заслуги. Однако это обязывает меня к двум вещам: поддерживать свою красоту и делиться ею с другими.
Он прикрыл глаза и с полуулыбкой указал мне на изысканный домик и богатых клиенток:
– Я возвращаю дарованное мне. Разве это не прекрасно?
К нему вернулся покой, и лицо его осветилось. Меня изумила его самонадеянность.
– Ты правда считаешь себя подарком?
– Безусловно. Божьим даром. Подарком для женщин.
Его искренность была поразительна. Я обескураженно пробормотал:
– Я еще не встречал человека, который так любил бы себя.
Он серьезно посмотрел на меня и заключил:
– Согласись, было бы эгоистично пользоваться этим в одиночку.
– Чем?
– Собой.
С этими словами он развернулся и пересек зал. Этот тип меня озадачивал. Театральными были и его жесты, и его слова, но я не понимал, что руководит Пакеном, самодовольство или ум. Мошенник он или простак?
Он подошел опять, на сей раз вместе с Фефи, встал передо мной и объявил:
– Ноам согласен.
Фефи внимательно разглядывала меня, будто кусок мяса на базарном прилавке. При виде моей ладони она вздернула бровь.
– Какие забавные пальцы. Они срослись.
– Это фамильная черта, – отозвался я, демонстрируя средний и безымянный пальцы, соединенные перепонкой.
– Это не имеет значения; важно, что ногти в безупречном состоянии.
Уперев руки в боки, она пропела:
– Конечно, с виду он годится. Но…
– Но?.. – выкрикнул я.
Мое участие в деле смущало меня; вопреки утверждению Пакена, я вовсе не согласился, да и не собирался соглашаться: меня устроил бы лишь один вывод, что я не гожусь.
Фефи всплеснула руками и снова на меня уставилась.
– Ах, он не первый обманщик на этом свете.
Она ткнула в меня своим пухленьким пальчиком:
– Повидала я их на своем веку, пижонов, щеголей, верзил, самозванцев! Мало быть красивым, надо быть великодушным. Он меня понимает?
Я нерешительно скривился. Она обернулась к Пакену и хохотнула:
– Что толку иметь солидный инструмент, если он не готов служить.
Пакен хмыкнул. Фефи повернулась ко мне и объявила вердикт:
– Я не прочь его взять, но сначала испытаю.
Когда солнце над Мемфисом клонилось к горизонту, прозвучал удар гонга, означавший скорое закрытие заведения, и Фефи, весело сверкнув глазами, объявила мне, что мы скоро поднимемся к ней в комнату.
Не оттого ли у меня кружилась голова, что я весь день провел в этой лавочке? Волны запахов, обрывки разговоров, прикосновения женщин, смотревших на меня с вожделением, толкавшие меня жрецы – это изобилие впечатлений меня опьянило. Мой мозг не выдерживал лавины ароматов и каскадов болтовни, которые его захлестнули. Ведь я пережил многовековую тишину. Я отвык от пересудов, слухов, сплетен и бесперебойного зазывания клиентов, тем более что непрестанно прислушивался к разговорам, надеясь выловить полезные для себя сведения, выйти на след Дерека. В этих словесных потоках всплывали в ореоле страха или уважения какие-то имена: великий визирь Ипи, фараон Мери-Узер-Ра, а также некто Имхотеп, роль которого осталась туманной. К тому же ожидание предстоящего мне сексуального перформанса то бесило меня, то лихорадило. Во мне боролись противоречия.
Чтобы привлечь ко мне общее внимание, Фефи сунула мне тряпку и махнула рукой на склянки с духами:
– Ну-ка! Шалун опускает голову, на дам не смотрит, занимается флаконами, нежно ласкает их, будто хорошенькие ножки красотки. Согласен?
Я подчинился. Вскоре эта уловка сработала: клиентки разом повернулись в мою сторону, впились в меня глазами – я сосредоточенно протирал флаконы, – подошли к Фефи и, поглядывая на меня, засыпали ее вопросами. Чтобы улизнуть от любопытных взоров, я выскользнул из зала, где помещались «дневные ароматы» и «ночные ароматы», и принялся протирать флаконы с «церемониальными ароматами» – здесь бродили жрецы, а женщин было совсем мало.
– Ну вот! – воскликнула Фефи, затворяя тяжелую резную дверь.
Она отослала продавщиц и двух охранников. Прислонилась к створке и стала меня разглядывать, облизывая губы.
– Надеюсь, этот шалун в случае нужды сгодится и будет иметь успех: все от него без ума.
Перспектива проверки, нагнетание обстановки не могли меня не беспокоить. Но я решился. Фефи это заметила. Ее ресницы дрогнули. В глазах промелькнул страх.
– Сколько лет дал бы он мне? – обронила она.
До сих пор я замечал лишь ее очарование, живость, заливистый смех, молочную белизну кожи. Присмотревшись, я понял, что ей под сорок, в те времена возраст почтенной зрелости. Почуяв в этом вопросе подвох, я грубо ответил:
– В самый раз, чтобы я тебя захотел.
Она зарделась, как девочка, легко подскочила ко мне, схватила за руку и увлекла наверх, в свои покои.
Мы вошли, и служанки тотчас исчезли из спальни, напоенной чувственными ароматами с древесными и пряными нотками, которые приглашали расслабиться.
Не мешкая, мы бросились на широкое ложе, окруженное тонким покровом для защиты от мошкары, и сплелись в объятиях.
Это было весело. Это было просто. Это было забавно. Фефи много смеялась, смех был последним бастионом ее стыдливости. Моим ласкам пришлось быть настойчивыми и упорными, чтобы они ее насытили и загасили последние всплески веселья. Я этого добивался шаг за шагом, и Фефи становилась все отзывчивей, не утрачивая игривости. Отныне я перестал себя спрашивать, кто я и что здесь делаю: я был самим собой и делал то, что было должно. Доставляя ей удовольствие, я и себя не обделял. Уж не знаю, что мною двигало, воля или желание, но орудие мое во славу Фефи встало.
Описывая эту сцену сегодня, я анализирую свои глубинные побуждения. Я себя не принуждал. В моем порыве доставить удовольствие той, которая велела мне это сделать, толпились разные импульсы: разочарование, гнев, возрождение чувств, долгое отсутствие женщины, восторг прикасания к женской груди, эйфория поцелуев лона, его запах, страсть погружения во влажную плоть, вкус ее кожи, радость от ее радости. Я получил
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!