Жених из прошлого - Джейн Портер

- О чем думаешь? - услышала она глубокий голос Марку.

Она еще плотнее прижалась к нему.

- Ни о чем.

- Я чувствую, как тяжелы твои мысли. Расскажи, что тебя тревожит.

Она не могла. Интимность была такой особенной, трогательной, и она так ценила эти моменты, не хотела омрачать их ненужными спорами, уехать или остаться.

- Думаю, я просто устала. Когда мы вместе, мы мало спим.

Он усмехнулся и погладил ее по голове, потом по спине. Его нежное прикосновение так успокаивало.

- Тогда спи.

Моне потребовалось немало времени, чтобы заснуть, но в конце концов сон пришел, она свернулась калачиком у него под боком. Марку был рад, что она заснула, но сам он не мог. Лежал на спине, закинув руки за голову, и смотрел в потолок. Грудь сдавливало, было трудно дышать. Голова болела. Он не мог спокойно выдохнуть, пока не расставит все точки над «¡» с Моне. Ее заявление, что она уедет, как только сможет, не выходило у него из головы.

Она сказала, что он никогда не говорил, что любит ее, всегда какие-то другие слова. И это правда. Любовь оказалась слишком сложным чувством.

Последние несколько дней он размышлял, какая она, эта любовь, на что она похожа, какие чувства вызывает. Он любил детей, но даже это поддавалось описанию и хоть какому-то контролю. Для него любовь - в первую очередь ответственность и долг, верность и преданность. А может быть, он просто никогда не любил по-настоящему?

Он женился на Галете, потому что это было разумное решение, и оно себя полностью оправдало. Они подошли друг другу, их союз был крепким и плодотворным. Он был готов жениться на Виттории, потому что считал, что из нее получится хорошая жена и мать. Но его никогда не тянуло к ней. Единственной, кого он страстно желал, всегда была Моне. Но является ли это безудержное влечение любовью? А может, это, как сказала Моне, просто похоть?

Он постарался вспомнить, каким был восемь лет назад. Как сильно он изменился, был мягче, чувствительнее. Он очень хотел заботиться о Моне, чтобы она всегда была рядом. Она была ему как… дом, сердце. Никто не говорил с ним больше, чем она, не слушал его больше, чем она, не улыбался ему, как она. Стоит ему войти в комнату, как глаза ее начинают блестеть, она излучает тепло и сладость, энергию и свет. Она - это цветы апельсина, мед и солнце.

Может, это любовь? А он не заметил? Но как можно не заметить такое большое и сильное чувство? А дети, неужели они не чувствуют его любви? В чем его проблема? В слове или деле? Или и то и другое?

Марку аккуратно выскользнул из постели, чтобы не потревожить Моне, надел халат и отправился наверх проверить детей. Они спали как сурки. Каждый в своем положении. Рокка раскинула руки по кровати, Матео спал ровно, как стрела, а Антонио свернулся комочком.

Марку обошел все кроватки, поправил каждому одеяло, погладил по голове, и каждый раз он чувствовал, как в груди что-то переворачивается и добавляется к той боли, которая уже есть.

Марку знал, что он более замкнутый, чем братья и сестры. Он был достаточно взрослым, чтобы помнить, как ушла мать и как он тосковал по ней. Может, то, что он потерял ее в двенадцать лет, теперь сказалось и ожесточило его? Ему стало трудно выражать чувства, любить…

Обходя детей по второму кругу, он поцеловал каждого в лоб. Сердце ныло, как будто утыканное миллионом острых стеклянных осколков.

Он очень любил детей, но ему сложно было выразить свои чувства.

Хуже. Ему сложно вообще чувствовать.

Моне проснулась оттого, что в комнату пробивались яркие лучи солнца и наполняли ее теплым светом. Долю секунды она просто наслаждалась прекрасным утром, а потом поняла: она в комнате Марку. Раз так светло, значит, утро не раннее. Она села и осмотрелась.

Марку сидел в кресле в свитере и вязаных штанах у камина и читал.

- Который час? - спросила она и нервно провела по волосам.

- Почти девять.

- Девять? А как же дети?

- С ними Элиза. Через минуту нам принесут завтрак.

- В твою комнату?

- В мою постель.

Она залилась румянцем.

- Но если персонал увидит меня здесь, все будут говорить о нас…

- Ты думаешь, никто не знает, что ты спишь в моей комнате уже две ночи подряд?

- Нет, - ответила она, уверенная, что они не шумели и не показывались на глаза слугам.

- Во всех коридорах установлены камеры, и простыни в стирке.

Моне закрыла глаза от стыда. Оказывается, все вокруг знают, что она с Марку и чем они занимаются.

- Что они теперь обо мне думают…

- Мне все равно.

- А мне нет, - заявила она и откинула одеяло.

Сплетни. Она провела всю жизнь, слыша за спиной перешептывания о матери, и, уехав из Палермо, делала все возможное, чтобы никто не мог ни одного дурного слова сказать о ней самой.

Марку поднялся, взял свой свитер и подал ей.

- Вот, надень. Он теплый, и будешь одета, когда принесут завтрак.

Она нахмурилась, но повиновалась. Затем снова забралась в кровать.

- Это твой обычный распорядок?

- Нет.

- Здесь ночевали другие женщины, кроме Галеты?

- Нет.

Она помолчала, потом добавила:

-А в Палермо?

- Ни одна сторонняя женщина не ночевала у меня дома ни здесь, ни там. Если у меня и были отношения, я старался вынести их за пределы семейного гнезда.

- В отеле?

Он вздохнул.

- Моне, ты особенная, понимаешь. И да, ты неудобная, потому что требуешь, чего никто больше не требовал. Ты хочешь того, во что я давно перестал верить. Ты заставляешь меня переосмысливать то, что я раньше считал правдой.

Некоторое время она сидела молча, пыталась осмыслить его слова и понять, что на самом деле он имеет в виду. Может, он пытается ее успокоить?

Раздался стук в дверь. Марку надел футболку и отправился открывать. Вошла служанка с огромным подносом и поставила на столик у окна. На нем стояли две чашки капучино, свежеиспеченные булочки и яйца-пашот. Сначала Моне думала, что не хочет есть, но оказалось, она съела все, что принесли. И дополнительную булочку с маслом и вареньем.

- Спасибо, - промурчала она после завтрака, - очень вкусно.

Он поднес ее руку к губам и поцеловал каждую косточку на ее пальцах. Затем перевернул ладонью вверх и прильнул к тыльной стороне ладони, к запястью.

- Если бы ты была моей женой, мы могли бы завтракать так каждый выходной.

- Марку, не начинай.

- Почему? Давай обсудим.