Кинжал с красной лилией - Жюльетта Бенцони

— Вы могли бы прежде поговорить со мной... милая, — произнес Генрих, которому, похоже, такая спешка тоже была не по нраву.

— О чем? — удивилась королева. — Мы же все обговорили в Фонтенбло, и напоминаю вам, что там в моих покоях просто не было места для крестницы. Но теперь наконец все в порядке, — заключила она с большим удовлетворением.

— А-а... мадемуазель дю Тийе не услышала никаких возражений? — задал вопрос флорентиец.

Мария де Медичи смерила его уничтожающим взглядом.

— Каких еще возражений? И на каком основании?

Может быть, проникнувшись сочувствием к бедняжке, король поспешил на помощь дипломату:

— На том основании, что наш дорогой Гектор не понравился вашей крестнице, и она хочет вернуться во Флоренцию... оставив в качестве возмещения свое приданое!

— Тоже мне основание! Вы мне, что ли, нравились, когда мы с вами венчались? Но, тем не менее, я всегда была вам верной и преданной женой. Что касается Лоренцы, то она обязана повиноваться мне, как повиновалась бы родной матери! Через три дня она будет обвенчана, и ее брачная ночь состоится здесь. Маркиз сейчас отделывает свой парижский особняк, чтобы поселить в нем жену.

Не добавив больше ни слова, величественная королева повернулась на каблуках и приготовилась исчезнуть точно так же, как появилась, однако Джованетти, придя в ярость от собственного бессилия, не сдержался и сказал:

— Надеюсь, что мадемуазель дю Тийе взяла на себя труд увезти также и донну Гонорию! Лично я отказываюсь в дальнейшем предоставлять ей кров. С величайшим почтением вынужден напомнить Вашему Величеству, что донна Гонория уполномочена представлять семью донны Лоренцы.

— Гонория? А она-то тут при чем? Что мне с ней делать?

— Хотелось бы, чтобы вы отвели ей подобающее место, — снова вмешался в разговор король, которому нравилось противоречить своей супруге. — Вам придется смириться с ее присутствием, милая. И де Саррансу тоже: она неотъемлемая часть наследства. Так что как-то уладьте и это дело!

* * *

Филиппо Джованетти возвращался к себе, в тупик Моконсей, в очень дурном расположении духа, но когда он вошел в дом, настроение его не улучшилось. Слуги суетились, наводя порядок после неожиданного визита людей королевы. Визит был столь скоропалителен, что по последствиям оказался сродни урагану. Мадемуазель дю Тийе, очевидно, крайне спешила, и, не разбираясь, забрала вещи, как те, что принадлежали Лоренце, так и те, что принадлежали Гонории. Гонорию перевозить к королеве не предполагалось, но она сказала свое веское слово, добавив сумятицы, и отправилась во дворец в ночной рубашке и чепчике, закутавшись в широкий плащ с капюшоном.

Не желая мешать слугам заниматься своими делами, сьер Филиппо Джованетти отправился в кабинет и увидел там доктора, сидящего у камина и пытающегося оживить в нем огонь.

— Не беспокойся, сюда никто не входил. Я лично об этом позаботился, — сообщил доктор, не повернув головы и продолжая возиться с камином.

— Посмели бы они! Но мне кажется, что эта женщина, став королевой, считает, что ей все позволено. Она могла бы забрать Лоренцу, соблюдя хотя бы приличия...

— Думаю, они опасались твоего внезапного возвращения. Если я правильно понял, предпринятая тобой попытка ни к чему не привела.

— Она могла бы удастся, если бы не явилась толстуха Мария, даже не предупредив о своем появлении и трубя о своей победе. Свадьба состоится через три дня в Лувре, где пройдет и первая брачная ночь, после которой де Сарранс-старший получит право запереть на ключ в своем парижском особняке супругу, слишком красивую, чтобы королева желала ее видеть при дворе. Бедное дитя! В какую ловушку я ее заманил! Если бы я только знал!

— Да, ты старался на совесть. Кстати, похитители — иначе их не назовешь — спеша поскорее и без помех обделать свое дельце, позабыли, а точнее, не нашли то, что лежало под подушкой Лоренцы.

И Валериано протянул на ладони кинжал, украшенный лилией из рубинов, от которого погиб Витторио Строцци. Джованетти хоть и был удивлен, но удивления своего не обнаружил, разве что чуть-чуть приподнял левую бровь.

— Как кинжал оказался у Лоренцы! Должно быть, она попросила его у великого герцога, другого объяснения я не нахожу. Но зачем?

— Как воспоминание о женихе, которого она любила... А, может быть, как средство защиты... Или же как способ избавиться от нежеланной участи...

Худощавое лицо дипломата внезапно побледнело.

— Обратить кинжал против себя самой? Нет! Невозможно! Она же любила юного Строцци до безумия! Она верит в Бога и боится Его!

— Вполне вероятно, что, когда она просила отдать ей кинжал, девушке казалось, что она действительно любит юного Строцци. Однако прошло время, и многое изменилось: увидев Антуана де Сарранса, она не без удовольствия стала думать о будущем браке.

— Но о браке с Антуаном речь больше не идет, и кто знает, о чем она думала, положив кинжал себе под подушку? Я хочу знать твое мнение — что ты об этом скажешь?

— Скажу, что, возможно, вмешалась сама судьба, помешав ей из-за спешки забрать его с собой. А ты помнишь, что убийца Витторио угрожал любому, кто отважится посягнуть на руку донны Лоренцы?

— Угроза касалась женихов из Флоренции. Во всяком случае, таково было мнение великого герцога Фердинандо.

— Которому это убийство помогло укрепиться в его замечательной идее, — заметил Валериано. — Было бы вопиющей глупостью дать возможность наследнице Даванцатти выйти замуж во Флоренции, когда супруга Генриха IV так нуждалась в ее приданом. Не смотри на меня так! Ты прекрасно знаешь, сколько испытаний прошла наша дружба и как она надежна! Я не сомневался, что и ты причастен к этому делу, и всецело одобрял твои действия. Поверь, я никогда бы не стал возвращаться к прошлому, если бы вдруг не нашел кинжала. Обстоятельства сложились так, что я задался вопросом: а не может ли он послужить нам снова? Мне кажется, что кинжал мог бы стать орудием, восстанавливающим справедливость по отношению к донне Лоренце. Он помешал ей стать счастливой, так почему бы ему не помешать ей стать несчастной?

Джованетти наклонился к огню, пытаясь согреть руки, которые у него вдруг заледенели. Он пристально смотрел на доктора, словно ища подтверждения истины, которая и без того была ему известна. Он не сомневался в их дружбе, которая в самом деле прошла множество испытаний на прочность.

— К сожалению, мы не во Флоренции, где у нас полно знакомых и за деньги мы без труда находим именно того человека, который нам поможет. Здесь у нас куда меньше возможностей... И к тому же за нами, вероятно, следят...

— Не вижу причины устанавливать за нами слежку. Ты выполнил порученную миссию, девушка находится у королевы. Но даже если кто-то занят слежкой, то следят за тобой. Кого интересует какой-то лекарь?

Видя, что Валериано взял кинжал и засунул его себе за пояс, Филиппо забеспокоился: