Замок Бландинг - Пэлем Грэнвил Вудхауз

– Его мать?

– Совершенно верно. Ну, вам, Муллинер, как и мне, известно, что может совершить разгневанная женщина с помощью зонтика.

Монтроз снова поразмыслил.

– Все в порядке, – сказал он. – Я нашел выход. Почему бы вам тихонько не спуститься вниз? Вас никто не увидит. Они же толпятся у фасада. И уже почти совсем стемнело.

Глаза гориллы вспыхнули радостью. Она благодарно хлопнула Монтроза по плечу:

– Мой дорогой! Великолепно! Но вот младенец…

– Я возвращу его по принадлежности.

– Превосходно! Не знаю, как вас благодарить, мой дорогой, – сказала горилла. – Впредь мне урок – не поддаваться художнику в моей душе. Вы себе представить не можете, какие чувства вызывал во мне этот зонтик! Ну, на случай, если нам больше не доведется встретиться, не забывайте, что меня всегда можно найти через клуб «Лотус», когда я в Нью-Йорке. Заходите, если окажетесь поблизости, мы перекусим и поболтаем по душам.

Ну а что тем временем поделывала Розали? Розали стояла рядом с осиротевшей матерью и пыталась со всей присущей ей убедительностью уговорить капитана Джека Фосдайка броситься на выручку, а капитан ссылался на всякие технические трудности, лишающие его такой возможности.

– Прихлопни меня баобаб! – сказал он. – Да будь со мной мое ружье для охоты на слонов и мой верный туземный носильщик Млонги, я бы тотчас принял меры. А так я связан по рукам и ногам.

– Но вы же вчера говорили мне, что часто душили горилл голыми руками!

– Не ГОРилл, милейшая дама, а ПОРилл. Разновидность южноамериканского вомбата, и отличное из них получается жаркое.

– Вы боитесь!

– Боюсь? Джек Фосдайк боится? Какой хохот огласил бы Нижнюю Замбези, услышь они там ваши слова.

– Нет, боитесь! А вы еще советовали мне порвать с тем, кого я люблю, потому что у него кроткий, застенчивый характер.

Капитан Джек Фосдайк закрутил ус.

– Ну, я что-то не замечал, – презрительно начал он, – чтобы в нем… – Он умолк, и нижняя его челюсть медленно отвисла. Из-за трущобного здания появился Монтроз Муллинер. Он шел, гордо выпрямившись, а в объятиях нес младенца. Немного помедлив, чтобы дать время деловито щелкающим фотоаппаратам, он прошествовал к ошеломленной матери и сунул ей ребенка.

– Вот так! – сказал он небрежно, отряхивая пыль с пальцев. – Нет-нет, прошу вас! – продолжал он. – Сущий пустяк.

Ибо мать бросилась перед ним на колени и пыталась поцеловать его руку. Толкнула ее на это не только материнская любовь. Утром она подписала контракт, обеспечивавший ее дитятке семьдесят пять долларов в неделю за съемку в картине «Крохотные пальчики», и все эти нескончаемые, исполненные тревогой минуты ей чудилось аннулирование контракта.

Розали, рыдая, упала в объятия Монтроза:

– Ах, Монти!

– Ну-ну-ну!

– Как несправедлива я была к тебе!

– От ошибок никто не свободен.

– И я совершила ужасную ошибку, когда начала слушать вон того человека, – сказала Розали, метнув в капитана Фосдайка презрительнейший взгляд. – Только подумай! Столько нахвастал, а палец о палец не ударил, чтобы спасти бедное дитя!

– Ни единым пальцем?

– Ни единым.

– Нехорошо, Фосдайк, – попенял Монтроз. – Некрасиво получается. Концы с концами не сходятся, а?

– Фа! – сказал поставленный на место капитан, повернулся на каблуках и удалился. Он все еще крутил ус, но совершенно зря.

Розали прильнула к Монтрозу:

– Ты не ранен? Схватка была ужасной?

– Схватка? – Монтроз засмеялся. – О нет! Никакой схватки. Я сразу показал зверюге, что не потерплю ее штучек. С гориллами, как меня убедил мой опыт, вполне достаточно силы человеческого взгляда. Кстати, я на досуге поразмыслил и понял, что, возможно, мне не следовало так противиться твоему плану. Я все еще предпочел бы обряд бракосочетания в какой-нибудь тихой церквушке, но, если тебе хочется, чтобы обряд был совершен в клетке этой зверюги, я буду в восторге.

Она задрожала:

– Я не смогла бы. Мне было бы страшно!

Монтроз понимающе улыбнулся.

– Ну что же, – сказал он, – не так уж неестественно, если женщина нежного воспитания уступит в твердости духа более закаленному мужчине. Не уйти ли нам отсюда? Я хочу заглянуть к мистеру Шнелленхамеру и договориться о прибавке. Ты подождешь, пока я загляну в его кабинет?

– Мой герой! – прошептала Розали.

© Перевод. И.Г. Гурова, наследники, 2011.

Фредди Трипвуд, младший сын лорда Эмсворта, женатый на очаровательной дочери самого Доналдсона (Лонг-Айленд, Н.-Й.) и посланный тестем в Англию, чтобы продавать собачий корм, естественно, подумал о своей тете Джорджиане. Вот кто, думал он, разбирается в этом корме. Когда Фредди еще жил дома, она держала четырех китайских мопсов, двух шпицев, одну борзую, одного эрдельтерьера, одного терьера йоркширского и пять – селихемских. Если уж это не рынок, я не знаю, где его искать! Тетина семья, все еще думал Фредди, потянет по меньшей мере пять упаковок в день.

Вступив на родную землю, он кинулся к тете и, грустно уходя от нее, встретил Тушу Бингэма, с которым учился в Оксфорде. Прошло уже несколько лет с тех пор как на соревнованиях тот кричал в мегафон всякие грубые вещи, но Фредди его сразу узнал, несмотря на то что время превратило его в пастора. Огромная туша была обтянута черным, а воротничок держался неведомо как, видимо – усилием воли.

– Туша! – закричал Фредди, отринув свою печаль. Преподобный Руперт Бингэм был приветлив, но озабочен, так озабочен и подавлен, словно обнаружил в своей пастве раскол.

– Здравствуй, Фредди, – сказал он. – Давно я тебя не видел. Выглядишь хорошо.

– Еще бы, старик, еще бы! – воскликнул Фредди. – Как живешь?

– Спасибо, неплохо, – еще мрачнее ответил пастор. – Что ты делал в этом доме?

– Предлагал собачий корм.

– Ты предлагаешь корм?

– Продаю, если у людей хватает ума его купить. Хватило ума у тети? Нет и нет, хотя я говорил целый час.

– Не знал, что ты племянник леди Олсоп.

– Да? А я думал, весь Лондон это знает.

– Она не говорила обо мне?

– О тебе? Ой Господи! Так это ты – нищий, в которого влюбилась Гертруда?

– Да.

– А, черт!

– Я ее люблю, – сказал преподобный Руперт. – Никто еще никого…

– Ясно. Знаю. Было. И она тоже?

– Да. Но ее отослали в Бландинг.

– Нехорошо. Что там – подло! А почему ты нищий? Где десятина?