В погоне за красотой - Давид Фонкинос

– Не трогай меня, не трогай меня, не трогай меня! – в ярости закричала она, повторяя слова, как заклинание.

Иван подчинился и отпрянул. Она встала и, не глядя на него, не забрав свои вещи, пошла к двери. Он не сразу понял, что она сейчас уйдет, соображал с трудом. Но, поняв, преградил ей дорогу.

– Что ты делаешь?

– Пустите меня.

– Но куда ты идешь? Что ты будешь делать?

– Пустите меня.

– Если ты расскажешь про меня, тебе будет очень плохо…

– Я ничего не расскажу, – ответила Камилла.

К счастью, ей еще удалось сохранить остатки здравого смысла. Чтобы освободиться, требовалось успокоить палача. Она сказала, что обещает молчать, принимает его извинения, никто ничего не узнает. Она всегда им восхищалась. Ужас, который испытывала Камилла, помогал ей найти слова, необходимые для сохранения жизни. По глазам Ивана она видела, что его нужно во что бы то ни стало успокоить, иначе может начаться бог знает что, он испугается и убьет ее. Сначала Иван ей поверил. Да, она промолчит, чтобы не навредить ему, она единственная, кто знает ему цену, восхищается им, она не захочет портить с ним отношения. Конечно, не сразу, через какое-то время, но она его простит, нет никаких сомнений. Может быть, даже придет день, когда они будут вспоминать обо всем этом с улыбкой, она ему скажет: «Ты прямо чокнулся» – и в ее голосе будет звучать нежность. Ведь они же друг друга так хорошо понимали, они говорили на одном языке.

Но почему она так торопится уйти? Причем одна, Иван предложил ее проводить, но она три раза повторила:

– Спасибо, не надо.

Он начал сомневаться. А если она говорит неправду? Конечно, она всем все расскажет. Захочет ему отомстить, это ясно. Какой он идиот, что ей поверил! Иван резко схватил Камиллу за руку:

– Нет, так просто ты не уйдешь!

Она снова попросила отпустить ее, но лишь один раз, а не три, и без всякой убежденности; бороться бессмысленно, она целиком во власти этого сумасшедшего. Иван заставил ее сесть в кресло и сказал:

– Я ни одному твоему слову не верю. Ты потом все расскажешь. Сейчас успокойся и приди в себя. Нам нужно поговорить. Ты меня поняла?

– …

– Отвечай! Ты меня поняла?

– Да.

Камилла опустила голову. Иван решил первым делом позвонить жене, узнать, где она. Включился автоответчик, – стало быть, Сабина еще на работе. У Ивана сразу отлегло от сердца: по крайней мере, можно не торопиться. У него достаточно времени, чтобы найти выход. Он снова принес Камилле стакан воды и заставил выпить. Но при этом старался на нее не смотреть, потому что мысли у него путались. Если все узнают, ему остается только бежать. Но куда? Тут у него работа, жена, вся его жизнь. И разрушить ее из-за двухминутной ошибки?

В какой-то момент он словно отключился. Камилла подняла на него глаза и опять попросила отпустить ее.

– Подожди. Сначала нам нужно поговорить.

– …

– Я должен быть уверен, что ты никому ничего не скажешь.

– Я никому ничего не скажу. Я не хочу, чтобы из-за меня у вас были неприятности.

– Это сейчас ты так говоришь. А потом возьмешь и передумаешь. Поэтому я и хочу сказать тебе очень важную вещь. У меня нет выбора.

– …

– Ты свою мать любишь?

– Да.

– Ты не хотела бы, чтобы с ней случилось что-то плохое?

– Нет.

– Тогда слушай меня внимательно и делай то, что я велю.

– …

– Отвечай, когда с тобой разговаривают!

– Да.

– Ты слушаешь внимательно?

– Да.

– Примерно два года назад твоя мать совершила очень серьезную профессиональную ошибку. Ошибку, которая стоила пациенту жизни. Об этом знает только моя жена, но она молчит, потому что не хочет портить жизнь близкой подруге. Ты меня слушаешь?

– Да.

– Я об этой истории все знаю. Так что очень просто: если ты кому-нибудь расскажешь, что сегодня было, я немедленно разоблачаю твою мать. Ее уволят, запретят работать медсестрой, может, даже посадят в тюрьму. Ты этого хочешь?

– …

– Отвечай! Ты этого хочешь?

– Нет.

– Значит, ты поняла?

– Да.

– Ты поняла, что, если заговоришь, твоя мать пропала?

– Да.

– Тогда иди домой. Нечего переживать, и никаких похоронных физиономий. Вообще забудь об этом. А чтобы ни у кого не было подозрений, приходи в следующую среду.

– Я ничего не скажу, уже обещала, но в следующую среду… я не хочу.

– У тебя нет выбора. Сейчас иди, а на той неделе я тебя жду.

Он помог ей подняться и выпустил. Собрав последние силы, она кое-как добрела до дома. В ванной почти час стояла под душем. У себя в комнате задернула шторы, чтобы оказаться в полной темноте, и легла. Ей хотелось умереть.

Изабель вернулась к восьми. Удивилась, что Камиллы еще нет. Прошло порядочно времени, прежде чем из ее комнаты послышался слабый стон. Изабель открыла дверь, увидала, что в комнате темно. Она подошла к кровати:

– Доченька… ты здесь? Что с тобой?

– Ничего.

Машинально – и как мать, и как медсестра – она положила ладонь на лоб дочери.

– У тебя жар… что же ты мне не позвонила?

– Я устала.

– Наверно, это грипп. То-то утром ты не хотела идти в школу. Сейчас я заварю что-нибудь горячее, и завтра тебе полегчает.

– Мама…

– Да?

– Пожалуйста, посиди со мной. Я себя плохо чувствую.

– Хорошо, посижу. А ты постарайся заснуть.

– …

– Знаешь, меня это не удивляет. Мы и с отцом говорили, что ты переутомляешься. Замечательно, когда есть такое увлечение, но ведь ты себя совсем не бережешь. Часами на ногах, тут и самый здоровый не выдержит. И еще школа… Тебе нужно отдохнуть. У тебя вся жизнь впереди, сколько ты еще напишешь прекрасных картин.

У Камиллы перехватило горло. Мама сказала: «вся жизнь впереди», а ей приходится бороться, чтобы дожить до следующей минуты. Ее как будто затягивало в бездонную пропасть – пропасть внутри ее тела, пропасть на месте сердца.

В конце концов Камилла попросила у матери снотворное. Только так ей удастся спастись от реальности. А завтра утром она, может быть, проснется в другом настроении. Надо в это верить, снотворные именно так и должны действовать: погружать в сон, как в холодную воду. Изабель вначале не хотела давать таблетки, незачем в этом возрасте привыкать к искусственным средствам, но дочка так упрашивала, почти умоляла, что мать согласилась. И Камилла заснула.