Невроз - Татьяна Воронцова

Грэм смотрел на нее не отрываясь. Уголки его губ слегка подрагивали, как будто он хотел, но боялся улыбнуться. Прищуренные глаза лучились нежностью без намека на усмешку. Рита облегченно вздохнула. Так может смотреть только мужчина, бесконечно счастливый от близости одной, совершенно конкретной женщины.

– У меня все болит, – пожаловалась она, подходя вплотную и глядя на него снизу вверх, как маленькая девочка.

Он ласково тронул ее подбородок.

– Неправда.

– Что же нам теперь делать, Григорий?

– Что? Завтракать, разумеется. – Грэм встряхнул коробку с кукурузными хлопьями. – Ты будешь с молоком или с йогуртом?

– А у тебя есть и то и другое?

– А как же. – Под ее недоверчивым взглядом он вытащил из буфета и поставил на стол две керамические плошки, такие же кружки темно-коричневого цвета с толстыми стенками и тяжелым дном, большую миску для хлопьев и пузатый молочник. – Мне рекомендовано диетическое питание, ты забыла? После того как эти ваши садисты-эндоскописты, подстрекаемые гастроэнтерологами, извлекли у меня из глотки свой резиновый шланг с видеокамерой на конце, я пообещал, что буду делать все, что они скажут, жрать любую безвкусную дрянь, лишь бы мне больше НИКОГДА, НИКОГДА, НИКОГДА не пришлось пережить ничего подобного. Что ты смеешься? – Он наполнил кружки дымящимся кофе, уселся за стол и лениво откусил кусочек круассана. – По-своему интересные ощущения, согласен, но одного раза вполне достаточно.

– Ты мог отказаться, – заметила Рита, тоже принимаясь за завтрак.

– О нет. Я никогда не отказываюсь от того, чего не пробовал.

– Никогда?

– Никогда.

Когда, по ее мнению, пришла пора прощаться (теперь-то уж точно, сколько можно мозолить друг другу глаза), он опять не отпустил ее. «Ты торопишься? У тебя дела? Нет?.. Вот и славно». И они, пользуясь хорошей погодой, до позднего вечера гуляли по Москве. Заходили в кафе и бары, обтирали лавочки на Бульварном кольце, глазели на афиши театров и витрины магазинов, словом, вели себя как парочка провинциалов, впервые оказавшихся в столице. Хотя для провинциала Грэм был слишком хорошо одет, да и Рита, в общем, тоже. Единственное, что портило ей настроение, – это туфли на высоком каблуке. К трем часам пополудни она совершенно выбилась из сил, и Грэм, невзирая на ее слабые протесты, нашел обувной магазин и купил ей чудесные кожаные мокасины с кисточками. В них-то, чувствуя себя настоящим индейцем, она и проходила до конца дня.

Где они только не побывали! И на Старом Арбате, и в Александровском саду, и на Чистых прудах... даже в Измайловском парке, причем это был чистейший экспромт! Когда им надоедало ходить пешком, они перемещались на такси, потому что Вадим (так звали бессловесное приложение к «мицубиси») тоже имел право на личную жизнь. Рита позволила себе поинтересоваться, кто он такой и откуда взялся, и Грэм с готовностью пояснил. Вадим – племянник его старого друга, режиссера рекламных роликов, которому, собственно, и принадлежит «мицубиси». Весной вернулся из армии, до сих пор сидит без работы, и Грэм, вынужденный то и дело мотаться через весь город к своему занудному психоаналитику, использует его в качестве извозчика, что, с одной стороны, облегчает жизнь самому Грэму, а с другой – дает парню возможность хоть как-то свести концы с концами. «Такси? Да, это тоже вариант, однако согласитесь, уважаемая Маргарита Максимовна, есть некоторая приятность в том, чтобы выйти на улицу, где тебя при любой погоде ожидает личный автомобиль, с комфортом расположиться на заднем сиденье... Кстати, о такси. Не пора ли нам уже...»

Поразительно! Стоило ему подойти к кромке тротуара, как рядом с ним тут же начинали останавливаться машины. Водилы просто нутром чуяли, что перед ними правильный клиент.

– Почему ты одна? – спросил Грэм, когда она меньше всего этого ожидала.

– По разным причинам.

– Одна из которых – страх?

Ей удалось смирить закипающий гнев и ответить спокойно:

– Угадал. Но ты не тот человек, который вправе упрекать меня.

– Почему? Я никогда не боялся ни любовных интриг, ни одиночества. В сфере человеческих взаимоотношений меня не пугает практически ничего.

– Ничего? – переспросила Рита с сарказмом. – Да ты боишься не меньше, чем я, а может, и больше. Иначе с какой бы стати ты избегал любых серьезных отношений и ненавидел свою жену, которая наверняка ожидала, что ты, как и положено мужчине, возьмешь на себя ответственность за ваш брак. Что касается секса, тут тебе нет равных, не спорю. Но это всего лишь здоровый гормональный фон, плюс немного фантазии, плюс тренировка. Человеческие взаимоотношения – это не только секс!

– О да, фрау доктор. – Грэм улыбнулся, прикусив зубами сигарету. – Человеческие взаимоотношения – это не только секс. Но секс чрезвычайно важен для человеческих взаимоотношений.

– Ты пытаешься сказать мне, что я была дурой, сидя на заднице и дожидаясь прекрасного принца?

– Фу, ты становишься вульгарной. Ничего подобного я не говорил.

– Возможно, из-за своей разборчивости я и упустила какой-то шанс. Очень может быть. Но я никогда...

Опомнившись, она прикусила губу. Грэм, окутанный клубами табачного дыма, смотрел на нее с легкой усмешкой.

– Ты никогда не ложилась под кого попало. Я угадал? Ни корысть, ни любопытство, ни похоть не могли совратить тебя с правильного пути.

– А чем плох правильный путь? – воскликнула Рита, понимая, что выглядит как школьная учительница. – Почему в наше время считается доблестью не устоять, а поддаться соблазну?

– Ты ошибаешься, – возразил Грэм, не теряя спокойствия. – В наше время доблестью также считается устоять. Потому-то взгляд с такой легкостью выхватывает из толпы человека, который позволил себе поддаться.

– Ага, так те, что устояли, – это толпа. Серая масса. Убогие праведники, не заслуживающие твоего внимания.

С какой стати она завелась? Никто никогда не говорил ей, что она ханжа или синий чулок. Не говорил... но, возможно, думал.

Привычным движением, в котором было столько грации, что у Риты закружилась голова, Грэм смял в пепельнице окурок и тут же вытряхнул из пачки новую сигарету. Они сидели в маленьком кафе в Камергерском переулке.

– Епифан в своей книге «О справедливости» говорил: «Бог создал радости любви для всего человечества. Но люди отвергли именно то, что является источником их существования».

– По-твоему, я безнадежна? – поинтересовалась она, чувствуя себя уязвленной, но в глубине души признавая его правоту.

– Теперь уже нет.

– Что значит «теперь»?

– Ну, я же оказал тебе первую помощь.

Небрежный тон, смеющийся взгляд... Вот мерзавец!

Домой она вернулась в двенадцатом часу ночи. Прощаясь, Грэм поцеловал ее одним из своих изысканных, нежных и одновременно изнуряющих поцелуев, которые совершенно не были похожи на поцелуи других мужчин, и спросил шепотом: