Мертвец - Эдуард Веркин

Да, надо уходить, — согласился Вырвиглаз. — Жабы победили.

Вырвиглаз сел.

Пойдём, — он свернул верёвку, — пока пойдём. А вернёмся в воскресенье или в субботу лучше. Или в пятницу. Я на ту досковитую запал вообще... И тебе, Леденец, подберём кочерёжку. И тебе, Дениська. Ты каких девок любишь?

В смысле? — не понял Упырь.

Ну как «в смысле»! Вот мне волосатые нравятся, тощие и белобрысые, Леденец... не знаю, какие ему нравятся, он тип мутный. Мутант, короче. А тебе? Как тебе баторки?

Я не знаю...

А мне баторки самое то. Это ничего, что у них туберкулёз, надо просто жареную собачатину есть, тогда тубер не прилипнет...

Упырь глупо улыбался.

Шучу, шучу, собачину можно не есть, — успокоил Вырвиглаз. —Да и вообще, пошли эти баторцы!

Вырвиглаз отпустил неприличный жест в сторону карьера и поковылял в лес. Мы за ним. В этот раз Вырвиглаз не хитрял, мы быстро выбрались на тропинку и направились к дому.

Я шагал последним и думал, что мне делать сегодня. От Упыря отвязаться не получилось, вряд ли он отвяжется добровольно, вторая половина дня испорчена. А я мог бы к Катьке сходить. Или поспать, или, не знаю, что-нибудь сделать хорошее. Но вместо этого мне предстоит Упырь. А вчера, когда мать допытывалась, почему я не сходил к отцу, я ничего не ответил. Сегодня тоже наверняка поинтересуется. Вот так — я должен и с этим дружить, и в больницу ходить, и, что самое позорное, при всём при этом я ещё должен делать нормальное лицо, точно у меня всё в порядке, точно ничего не происходит...

Так какие тебе нравятся? — продолжал допытываться Вырвиглаз. — Некоторым такие пухленькие нравятся, но в баторе пухленьких нету, только такие чурчхелы...

Мне та девочка понравилась, — сказал Упырь, — ну, которая в музее работает.

Вырвиглаз счастливо хлопнул в ладоши.

Какая-какая девочка? — переспросил он.

Ну, из музея. Кажется, её Катя зовут.

Катя! — провыл Вырвиглаз. — Катя!

Идиот. Этот Упырь просто идиот. Просто все идиотические рекорды побивает, никогда таких не видел. Точно, в прошлой жизни я был редким гадом. Распространял поддельные пилюли для похудения. Оттого мне и воздаяние.

А знаешь ли ты, Денис, что эта самая Катя — это не просто Катя? — вкрадчиво прошептал Вырвиглаз. — Эта самая Катя — она ведь...

Я вот что подумал. Что если сейчас Вырвиглаз перегнёт, то я ему добавлю. Рожа у него разбита, но зубы ещё некоторые целы. А зачем такой сволочи зубы? Пусть кашей питается.

Но мне всё-таки повезло — навстречу из-за поворота тропки выскочил синего цвета парень лет десяти. В шлёпанцах, в плавках, на голове — заклеенная во многих местах камера. Он увидел нас и всё понял, у них вообще понятливость повышенная, у баторцев. Но отступать было уже нельзя, он не отступил.

Идём ровно, чтоб не спугнуть! — прошипел Вырвиглаз. — Не дёргаемся!

И уже громко сказал:

Белые, они в Оленьем бору растут. Я туда завтра пойду. А вы пойдёте?

Пойдём, — тоже громко ответил я. — А потом засушим.

Баторец шагал нам навстречу и осторожно, одними глазами, оглядывался. Мы поравнялись, и Вырвиглаз сдвинулся баторцу наперерез.

Какая встреча! — рявкнул Вырвиглаз. — Какие люди в нашем стойле!

И драматическим жестом снял очки.

Баторец испугался. Он увидел Вырвиглаза без очков и, наверное, всё понял.

Что по-хорошему не уйти.

Провиденье лишило врагов моих разума и послало их в руки мои! — Вырвиглаз облизнулся. — Ну, привет, жаба!

Баторец бросил камеру и попытался удрать. Но Вырвиглаз с неожиданной ловкостью его догнал, повалил, заломил руку за спину. Сильно так заломил, но баторец не закричал, крепкий попался.

Вяжите его! — Вырвиглаз повернулся к нам. — Дайте верёвку!

Сам вяжи, — ответил я.

Ладно, жабы, без вас справлюсь... Вырвиглаз попытался снять с плеча верёвку, но не

получилось, и он выдернул из штанов ремень, уткнул баторца рожей в мох, связал ему руки. Баторец молчал. Немой, что ли, попался?

Сейчас мы тебя, жабу, судить будем, — довольно промурлыкал Вырвиглаз. — По всей строгости.

За что?! — Значит, не немой.

За это! — Вырвиглаз ткнул пальцем себе в лицо.

Это ведь не я! Это старшаки, наверное...

Старшаки... — Вырвиглаз злобно сощурился. — Ты вот тоже через пару лет станешь...

Вырвиглаз задумался, а потом визгливо крикнул:

А потом, значит, мне в морду?! Да?! Баторец съёжился.

Я тебя на сто лет отучу меня по морде бить! — заорал Вырвиглаз. — На тысячу лет!

Скрипнул громко зубами.

Кто такие эти баторцы? — прошептал мне в ухо Упырь.

Санаторно-лесная школа. Для детей-сирот. Батор.

Лесная?

Лесная.

А почему батор?

А кто его знает...

А где баторцы учатся? В нашей школе? Какой любознательный попался Упырь.

Какая им школа, — усмехнулся я. — Они же туберкулёзники. Заразные многие — открытая форма. У них свои учителя, они в противогазах им преподают.

В противогазах?

В противогазах.

Что-то меня перекосило, я взял и прямо в лесу на тропинке рассказал Упырю сразу несколько наиболее популярных среди населения баек. Рассказал про мертвецкую в баторском подвале, про бродячий баторский тополь, про их столовую, про кролика само собой, про случай с бухгалтером Серембаевым. Упырь слушал.

А пока я рассказывал, Вырвиглаз придумывал экзекуцию, это по его роже читалось. Можно было просто отлупить этого попавшегося дурачка, но Вырвиглаз алкал (красивое слово!) большего, душа его беспокоилась. И Баторец поглядывал на него со страхом. И на нас со страхом.

Я рассказывал.

Не так! — вдруг остановил меня Вырвиглаз. — Что ты гонишь, жаба! Они Серембаеву не ногти вырвали! Они его постригли, а на голову углей насыпали!

И без всякого перехода:

Его надо посадить на муравейник!

И указал на баторца.

Пойдём домой лучше, — предложил я.

Ну, спереть одежду — куда ни шло, но в муравейник сажать... Не люблю перегибов.

Вы что, мне не друзья? — Вырвиглаз принялся раздуваться. — Я на вас понадеялся, а вы меня кидаете...

И что? Нам теперь по всему лесу муравейник разыскивать?

Упырь с интересом смотрел на баторца.

— Ну давайте хоть немного поищем! — стал упрашивать Вырвиглаз. — Ну немного!