Прелюдия к большевизму - Александр Фёдорович Керенский

ближайшем будущем. Было решено в июне или, самое позднее, в июле разоружить Кронштадтскую крепость и преобразовать Кронштадт в базу для припасов, складов и т. д.

Шабловский. А разве считалось, что крепость не имела никакой военной ценности, а берег тоже потерял какое-либо значение?

Керенский. Да, вот почему все это и было предложено — перевозка орудий и разоружение крепости. Все это мы намеревались сделать исключительно из военных и стратегических соображений.

Либер. А перевод Кронштадтского гарнизона?

Керенский. Это было естественным следствием разоружения крепости Кронштадта. Если бы крепость была нужна и имела бы какое-нибудь значение как пункт обороны, тогда, каким бы ни был дух гарнизона, правительство никогда не приказало бы его разоружить и упразднить ради политических соображений — предполагать это абсурдно; но если бы была убрана тяжелая артиллерия, тогда в таком разоружении был бы смысл. В общем, Кронштадт не имел ни военного, ни стратегического значения.

[Вопрос о Кронштадте, очевидно, поднимался из-за следующего заявления генерала Корнилова. Ссылаясь на две задачи, которые должен был выполнить генерал Крымов по прибытии его войск в Петроград, генерал Корнилов пишет, что «после выполнения его первого задания генерал Крымов должен был прислать бригаду с артиллерией в Ораниенбаум и, оказавшись там, приказать Кронштадтскому гарнизону разоружить крепость и перейти на континент. Согласие премьер-министра на разоружение крепости было получено 8 августа». Это не я «дал согласие» на разоружение крепости, но я как морской министр поднял этот вопрос и добился согласия у Временного правительства, однако я так и не согласился со способом преобразования крепости, предложенный Временным правительством… Должен сказать, что падение Риги слегка отрезвило Кронштадтский гарнизон, и, когда Корнилов доверил Крымову это «задание», моряки уже «сдавали» орудия. По ужасной иронии судьбы в прошлом феврале подозрение в измене Кронштадтского гарнизона, ощущавшееся в приказе Ставки о выводе тяжелой артиллерии, опиралось на приказ Ставки, подписанный немецким именем капитана Альтватера, который сейчас, очевидно, играет важную роль у господ «народных комиссаров», ибо был делегирован ими в качестве «эксперта» в Брест. Легенда о предательстве в Ставке настолько глубоко укоренилась в Кронштадте, что любая попытка вывезти артиллерию приводила толпу в абсолютную ярость, усиленную действиями дальновидных агитаторов.

Я должен указать, как это ни покажется странным, на то, что, судя по ужасным результатам шестимесячной деятельности революционных масс, они были готовы верить самым нелепым историям и слухам об измене и искали ее с исключительным рвением. Например, в балтийских провинциях моряки в своих ретивых поисках предателей среди местных немецких баронов превзошли все примеры подобного рода, записанные в практике агентов старого режима.]

Либер. Сократились ли фортификационные работы в Финляндии с ведома Корнилова, и было ли об этом принято решение на Московском совещании?

Керенский. Нет, об этом было решено намного раньше.

Либер. Но что насчет сведений Корнилова? Он был с этим знаком?

Керенский. Нет. Решение было принято до назначения Корнилова на пост Верховного главнокомандующего. Это может быть подтверждено протоколами собраний Временного правительства. Было решено ограничить меры по укреплению Финляндии, потому что они оказались совершенно бесполезными и нелепыми. Они были неудачными. А почему вы придаете какое-то значение этому делу?

Либер. Потому что в своем заявлении Корнилов заявляет, что прекращение работ в Финляндии было намеренным актом правительства, что сейчас привело к разрушительным последствиям.

Керенский. Чепуха!

[ «Намеренный акт» — член следственной комиссии слишком смягчил значение, которое придавал этому генерал Корнилов. «Ограничение фортификационных работ в Финляндии» генерал Корнилов считал доказательством того, что Временное правительство действовало в полном согласии с планом германского Генерального штаба. История о ноте, переданной на собрании 3 августа, была, так сказать, подготовкой к нападению. Финляндская история — это бомбардировка из 48-дюймовой пушки. Я не возмущен и не негодую: год революции слишком глубоко обнажил тайную природу людей. Я только хочу сказать всем прошлым, нынешним и будущим клеветникам, что тот, кто желает успешно порочить, должен хорошо понимать то, о чем говорит.

Насколько я могу припомнить, ограничение работ в Финляндии имело место ранней весной, и в любом случае вопрос возник во времена А. Т. Гучкова. Факты таковы, что помимо важных военных оборонительных сооружений огромное количество работ проводилось в Финляндии под прикрытием необходимости обороны. Эта работа, весьма прибыльная для тех, кто руководил ею, была необязательна для обороны страны, губительна для казны и крайне пагубна с политической точки зрения, поскольку грабежи, разбои и насилие по отношению к населению работали более эффективно, нежели любая прогерманская пропаганда. Дюжины квадратных километров леса были вырублены вокруг Гельсингфорса[18] и других городов. Бесценные леса были уничтожены бесцельно и без нужды. Долг правительства состоял в том, чтобы прекратить этот карнавал несчастий и положить конец деятельности мародеров в тылу. Нет нужды говорить, что все по-настоящему оборонительные работы в Финляндии не прекращались ни на минуту.

В общем, можно указать на целую серию предприятий и заводов, которые при старом режиме управлялись как оборонные заводы, зачастую только ради того, чтобы избежать необходимости просить Государственную думу о вотуме доверия. Это ограничение заводов в Финляндии сформировало небольшую часть миллиардов, сэкономленных от «военных расходов» Временным правительством срочным путем, главным образом благодаря настойчивости всех четырех министров финансов (Терещенко, Шингарева, Некрасова и Вернадского), без партийных различий. И все же, зачем заботиться демагогам справа или слева о скучной реальности, когда так много простаков, всегда готовых поверить в любую глупость?]

Председатель. В свете грядущего введения военного положения, ожидалась ли какая-либо оппозиция со стороны Советов, и вступало ли правительство в переговоры или советовалось с Центральным исполнительным комитетом относительно предотвращения возможного конфликта?

Керенский. Нет, переговоров не было. Вероятно, Либер также знает, что я не проводил переговоры относительно введения военного положения, никто не проводил переговоры от моего имени. У нас было достаточно представителей Советов: Авксентьев, Чернов, Скобелев. Оппозиционных заявлений ни из одного штаба не поступало. Временное правительство только желало уберечь столицу и страну от сюрпризов и экспериментов.

Шабловский. Тогда 3-й корпус, который маршировал здесь, должен был представить военную силу, отданную в распоряжение не главнокомандующего, но Временного правительства в случае опасности?

Керенский. Да.

Шабловский. Были ли какие-либо намерения использовать эти войска для подавления возможных беспорядков или не обсуждался ли этот вопрос Временным правительством?

Керенский. Определенно никогда не говорилось, для каких целей могли понадобиться войска. В общем, на случай любой опасности. Потому что правительство нуждалось в поддержке. Даже не было известно, с какой стороны их нужно будет использовать. Впрочем, я не думаю, что могла возникнуть необходимость в этих войсках. В любом случае они не должны были иметь