Алмазы Цирцеи - Анна Малышева

Александра обвела взглядом обстановку гостиной, на пороге которой стояла, и усмехнулась. «Сколько денег он уже в нее вложил и сколько еще всадит… Один этот загородный дом, который предполагается напичкать антиквариатом! Катька умудряется потрошить его подчистую, как проститутка пьяного клиента, при этом сохраняя ангельский вид и рассуждая о нравственном долге. Держу пари, он ее боится! Можно бросить обычную женщину, которая вешается тебе на шею, ревнует и говорит глупости… И очень трудно бросить такую, которой ты будто бы и не очень нужен, которая спасает гибнущие памятники старой Москвы и берет деньги как бы между прочим, словно не зная им цены. И почему я вообразила, будто с Катькой несчастье случилось? Разве что-то непременно должно было случиться?»

– Уехала, – вздохнула она, и словно ей в ответ над приоткрытой створкой окна, выходящего во внутренний двор, надулась тонкая белая занавеска. Александра только сейчас заметила, что окно не затворено.

– Надо закрыть, – сказала она консьержке, подошедшей сзади и заглядывавшей ей через плечо. – Не то залетит какая-нибудь птица, не найдет выхода и околеет. А насчет черепахи я погорячилась. Она спокойно пять суток без еды выдержит. Ест, кажется, раз в неделю.

Александра подошла к окну, прижала створку и повернула ручку. Та подалась слишком легко, провернувшись без сопротивления, и выпала из круглого паза. Женщина ахнула и едва не уронила ручку, оставшуюся у нее в ладони:

– Сломана!

Консьержка подошла посмотреть. Она что-то говорила, но Александра вдруг перестала ее слышать. Ее снова накрыло тошнотворное ощущение, что все это уже происходило недавно, кончилось очень скверно и было связано с чем-то страшным. Она будто вновь попала в темный номер, где застрелили бельгийца, где на постели лежал голый матрац с бурыми пятнами, на которые она старалась не смотреть и все-таки смотрела, когда зажгла свет… Окно, через которое забралась Александра, открылось неожиданно легко, стоило лишь толкнуть створку. Оно не было заперто изнутри, а ручка, которую она, попав в номер, попыталась повернуть, чтобы закрыть створку, выпала из паза. Тогда не было времени пристраивать ручку на место, женщина просто положила ее на подоконник.

Она сделала это и сейчас – машинально, будто пытаясь в точности повторить прежнюю ситуацию. Александра двигалась медленно, заторможенно, зато консьержка, рассмотрев поломку, вскрикнула:

– Окно взломали!

– Вы думаете? – как во сне, откликнулась художница.

– Мне ли не знать! Ручку высверлили с той стороны! Видите – на раме дырка!

Женщина тут же нашла и показала крошечное, не больше спичечной головки отверстие с наружной стороны пластиковой рамы. Александра, нахмурившись, рассматривала его, пытаясь решить, видела ли она что-нибудь подобное в гостиничном номере. Если на тамошней раме и была такая дырочка, она осталась незамеченной в полумраке. Даже теперь, на ярком солнечном свету, отверстие смотрелось безобидно – маленький дефект, в котором трудно заподозрить следы взлома.

– Значит, спустились с крыши, – шептала Любовь Егоровна, рассматривая раму. – Понимаю теперь, кто такой был этот парень! Вот наглый, сам со мной заговорил! Он вор!

– Очевидно. – Александра тряхнула головой, собираясь с мыслями. – Вы хорошо его рассмотрели?

– А толку? Беда в том, что у него с собой была большая сумка, – выдохнула консьержка. – Вещи вынес! Записку еще сочинил, гад, чтобы не сразу хватились! Говорите, почерк не Катеринин?

– Да где же она сама?!

От этого вопроса обеим женщинам стало жутко. Замолчав, они, словно сговорившись, пустились осматривать квартиру заново. Теперь заглянули и в шкафы, и (Александра замирала от нехороших предчувствий) под огромную двуспальную кровать. Душевая кабина, гардеробная, чулан – никаких результатов. У Александры чуть отлегло от сердца. Она боялась найти труп подруги, мертвый бельгиец так и стоял у нее перед глазами. Там, в гостинице, она увидела его только мельком, заглянув в спальню, но скорченная фигура, замершая на окровавленном ковре, врезалась ей в память навеки.

– Там ведь тоже было открыто окно, – подумала она вслух и обернулась. Ей послышалось, будто спутница ее переспросила, но той даже не было в комнате. Александра пустилась осматривать квартиру по третьему кругу.

«Чего мы ждем? Нужно вызывать милицию. У Кати было, что красть, она за долгие годы насобирала целый тазик побрякушек… Правда, хранились они в сейфе, но кто знает, может, он его тоже вскрыл? Вор, судя по всему, не с пустыми руками явился!»

В квартире стояла такая звенящая тишина, что женщина сразу услышала сдавленный хрип, прилетевший со стороны спальни. Ее дверь находилась как раз напротив двери гостиной, где стояла Александра. Она немедленно бросилась туда и все поняла, едва взглянув на постель, рядом с которой замерла консьержка. Женщина не выпускала из рук края стеганого атласного покрывала, наполовину сползшего с постели. «А я не догадалась заглянуть под него!»

Когда Александра в предыдущие разы бегло осматривала постель, у нее создалось впечатление, что тут прибрались наскоро, набросив покрывало на скомканные одеяла и разбросанные подушки. Это было вполне в духе Кати, та никогда не наводила порядок сама, полагаясь на домработницу. Однако под покрывалом оказалось тело миниатюрной, далеко не молодой женщины.

Александра одновременно поняла две вещи: эта женщина мертва, и она никогда прежде ее не видела.

– Звоните в милицию! – тонким, панически вибрирующим голосом взмолилась Любовь Егоровна, прижимая к груди покрывало. – Звоните в милицию, звони…

– Перестаньте визжать! – прикрикнула Александра, не в силах при этом отвести взгляд от покойницы.

Она машинально запечатлевала в памяти ее тонкий профиль, зачесанные и собранные на затылке русые волосы, которые почти не растрепались, равнодушное, скучающее выражение маленького рта с опущенными уголками. Нет, она не знала, никогда не встречала эту даму, одетую корректно и недешево – в шелковую полосатую блузку и узкие модные брюки со стрелками. Одна туфля-лодочка была у нее на ноге, вторая валялась на ковре рядом с постелью. Александра едва не наступила на нее и теперь споткнулась, отскочив, как будто соприкосновение с этой маленькой туфелькой могло ей повредить. «А я думала, туфля Катина, она же вечно все разбрасывает. И в голову не пришло, что размер не ее, почти детский. Кто эта женщина?!»

– Что… Что вы тут делаете? – почти беззвучно произнес кто-то у нее за спиной.

Судорожно обернувшись, художница увидела в дверях подругу. Катя стояла на пороге, прижав к груди ворох нарциссов, своих любимых цветов. Нарциссы, похожие на утренние звезды, сыпались на пол один за другим, по мере того, как у нее слабели руки. Упала желтая звезда, за ней белая с розовой сердцевиной… И, вдруг отпрянув назад, Катя выронила их все:

– Как это понимать?! Сашка, слышишь, я тебя спрашиваю!

– Я сама хотела бы знать, – опомнилась от потрясения Александра. – Ты в курсе, что в твою квартиру забрался вор? И случилось еще кое-что, того хуже… Подойди, взгляни.