Угодья Мальдорора - Евгения Доброва

— Извинись и вымой парту.

— Не буду извиняться. И отмывает пусть сама.

— Пока не попросишь прощения, к урокам не допущу.

— И пожалуйста.

— Посмотрим, что мать скажет, — директриса сняла трубку телефона, заглянула в личное дело и стала набирать номер.

Через час перепуганная Лифчикова мамаша прибежала в учительскую, нашла Брекс и с извинениями сунула конверт с деньгами. Потом отыскала в библиотеке сына и за шкирку притащила налаживать отношения. Унизительную сцену наблюдал весь класс.

— Извньти, — выдавил из себя Лифчик и вернулся за парту.

— У тебя просто сошелся ответ, — сказала Брексиха. — А решил ты неправильно.

С тех пор Сашка стал получать по алгебре двойки и тройки — первых, причем, было больше. Когда в конце мая Брекс объявила четвертные оценки, у него получилось два балла.

— Осенью будешь пересдавать, — не скрывала удовлетворения математичка.

Все лето Лифчик повторял материал, готовился — хотя чего готовиться, он и так знал предмет лучше всех. И вот день икс настал. Экзамен снова принимала Брексиха: откуда в сельской школе взять другого учителя? Сашку посадили одного в кабинет и выдали листочек с заданием. Брекс надзирала за ним с соседней парты, покачивая туфлей и ухмыляясь. Удав и кролик. Мы подглядывали в замочную скважину.

Неожиданно в коридоре показался химик, подошел к кабинету и постучал.

— Лариса Евгеньевна, вас к телефону. Который в учительской, красный.

— Побудете две минуты вместо меня, Руслан Русланович? — попросила Брекс.

Когда она убежала, химик подошел к Лифшицу и взял его тетрадь.

— Ну что, герой? Дай проверю на всякий случай. Все правильно. Абсолютная пятерка.

— Все равно не поставит.

— Не поставит, — согласился химик.

Так и было.

— Поздравляю, Лифшиц, три, — сказала Брекс на следующем уроке.

— Ты у меня еще попляшешь, — тихо сказал Сашка. Никто, кроме меня и Генки Морозова, не услышал.

— Сань, есть идея, — на перемене Морозов отвел Лифчика в сторону и зашептал ему на ухо.

— Вдвоем не справимся. Нужен кто-то еще.

И они подошли к Прохоренко. Прохор надежный пацан, на него всегда можно положиться.

Ко Дню учителя было принято делать подарки. В этом году мальчишки решили выпилить всем деревянные рамки для фотографий, а девочки — соорудить по икебане. В клубе только что открылся модный кружок, куда записалась едва не половина поселка. Дамская половина, разумеется. Благодаря новому увлечению опушка леса моментально очистилась от коряг и опавших веток, а из хозяйственного магазина исчезла алюминиевая фольга. И вот вечерами в школе шуршали, строгали, выпиливали…

Лифшиц, Морозов и Прохоренко тоже готовились к празднику. Только подарок у них был особенный. Прямо скажем, нетривиальный подарок, и предназначался он Ларисе Евгеньевне Брекс.

Лифшиц, Морозов и Прохоренко делали гроб. Кроме шуток — настоящий гроб из березовых досок.

Раздобыть материалы оказалось проще простого: в школе была подсобка с распилочным материалом, и, пока энтузиасты фрезеровали рамки, она вообще не закрывалась — бери не хочу. Вопрос, где расположиться, тоже легко разрешился.

— Давайте в кабинете труда, — предложил сначала Прохоренко.

— Витек, с ума сошел — в школе?

— А что?

— У нас в гараже можно сделать, — сообразил Лифшиц. — Батя все равно в командировке.

В тот же вечер троица собралась в условленном месте. Набросали чертеж, разметили, распилили по нему доски. На ночь будущий гроб спрятали на антресоли, задвинув связками старых журналов.

— Как его пронесем?

— На машине, мне батя ключи оставил.

— А в класс?

— Через окно.

— Надо промерить высоту фрамуги.

— Завтра измерю, — сказал Морозов.

— Геныч, как ты думаешь, какой у нее рост?

— Как у мамки моей примерно. Метр шестьдесят — шестьдесят пять. Только Брексиха сильно толще.

— Да, в такую ширину ее жопа не влезет. — Лифчик рассуждал так, будто на самом деле собрался хоронить математичку.

Мальчишки работали воодушевленно, и к празднику подарок был готов.

— Открытку еще надо купить, — озарило Лифчика.

— Какую? — не понял Генка.

— «С Днем учителя!».

— Саня у нас мозгунчик, — Прохоренко похлопал его по плечу.

На почте пахло сургучом и канцелярским клеем. Начальница отделения Феликсовна сидела за приемным окошком и проштамповывала конверты.

— У вас есть «С Днем учителя!» открытки? — голос у Прохора был просто ангельский.

— Ой, точно! Скоро праздник, а я совсем забыла, надо на видное место поставить, — спохватилась Феликсовна и полезла в коробку с почтовым товаром. — Вот, с хризантемами пойдет?

— Пойдет.

— Молодцы какие мальчики. Вам сколько?

— Одну.

— Всего?

— Ага. Любимой учительнице.

Лифчик заплатил за хризантемы, и столярная бригада покинула отделение связи.

После уроков Сашка зашел в кабинет математики: приоткрыл нижнюю фрамугу и задернул тяжелые шторы — Брексиха обожала показывать учебные диафильмы и специально выпросила у завхоза ткань поплотнее. Учителя уже веселились на банкете — из столовой долетали звуки идиотского фокстрота с бодрой партией духовых. Сашку никто не заметил.

Вечером троица собралась в гаражах. Лифшиц завел «четверку» и оставил прогреваться. Отец давно разрешил ему ездить до магазина — ГАИ в наших краях отродясь не встречалось.

— Загружаем?

Он открыл заднюю дверь, и Морозов с Прохором засунули гроб в салон.

— Готово.

«Четверка» медленно выехала из гаража.

— Геныч, уроки выучил на завтра? — спросил Лифчик.

— Сань, ты чего, какие уроки…

— А по-моему, надо литру повторить. «Вот идет солдат. Под мышкою детский гроб несет, детинушка. На глаза его суровые слезы выжала кручинушка…» — Лифчик декламировал, как заправский актер. Прохоренко с Морозовым даже не заржали, пока он читал. — Некрасов, Николай Алексеевич. Великий русский поэт. А вы неучи.

— Мужики, а если окно закрыли?

— Придется пойти и открыть изнутри.

До школы было метров двести. Кабинет алгебры и геометрии находился на первом этаже, в дальнем конце здания. С этой стороны оно практически не освещалось — окна выходили в лес и на учительские огороды.