Маленький друг - Донна Тартт

Сейчас ему был уже двадцать один год. Городские доброжелатели говорили, что родителям следовало отдать его в военную академию, когда была такая возможность, чтобы из него там хорошенько выбили дурь. Хоть в школе он учился неплохо, по натуре Пем был законченным разгильдяем, бездельником и даже отчасти битником и не задержался ни в одном из трех колледжей, куда его пытались пристроить любящие родители. Сейчас Пем жил дома. Волосы у него были еще длиннее, чем у Хилли, летом он работал на пляже спасателем, а зимой только возился со своей машиной да слушал музыку.

— Эй, Харриет, — сказал Пембертон. «Наверное, ему одиноко, — подумала Харриет, — целый день сидеть тут одному». Пем был одет в рваную футболку, клетчатые шорты и кеды на босу ногу, а на столе стояла тарелка с остатками гамбургера и жареной картошки. — А ну-ка иди сюда и помоги мне выбрать стереосистему для моей крошки.

— Я в них ничего не понимаю. Просто хочу оставить тебе чек.

Пем закинул волосы за уши, взял чек и осмотрел его со всех сторон. У него была хорошая фигура, приятное лицо, в котором угадывалось сходство с Хилли, только более правильное и тонкое, а волосы светлые, причем у корней светлее, чем внизу.

— Ну ладно, оставь, — протянул он, бросая на нее взгляд из-под пушистых ресниц, — но я понятия не имею, что мне с ним делать. Я не знал, что твой отец в городе.

— А его и нет в городе, — сказала Харриет.

Пембертон хитро приподнял бровь и глазами показал ей на дату.

— Отец прислал его по почте, — нетерпеливо бросила Харриет.

— Скажи мне по секрету, он вообще существует, твой папаша? Что-то я лет сто уже не видел старину Дикса.

Харриет передернула плечами. Хотя она сама любовью к отцу не страдала, слышать критику и пересуды от чужих людей ей было неприятно.

— Ладно, если увидишь его, скажи, чтобы он и мне выписал чек — так хочется купить вот эту систему для моей ласточки. — Он протянул ей журнал.

Харриет небрежно взглянула на картинки.

— По-моему, все приемники выглядят одинаково.

— Да ты что, деточка, не видишь разницы? Моя система самая сексуальная — ты только посмотри на все эти черные кнопочки! Видишь разницу между ней и дурацким «Пионером»?

— Ну так купи ее тогда, в чем проблема?

— Куплю, не волнуйся, как только твой папочка выпишет мне чек на триста долларов — он ведь у тебя такой щедрый! — Пем в последний раз затянулся сигаретой и потушил ее прямо в тарелке. — Слушай, а ты не знаешь, где мой психованный братец?

— Не знаю.

Пембертон наклонился вперед, придав своей позе доверительность:

— Слушай, почему ты разрешаешь ему все время тереться около себя?

Харриет холодно взглянула ему в лицо, потом перевела взгляд на остатки обеда: куски засохшей булки, картофель, плавающий в остывшем жире, дымящийся окурок в луже кетчупа — ну и картинка.

— Разве он не действует тебе на нервы? — продолжал Пембертон. — Зачем ты заставляешь его переодеваться женщиной?

Харриет вздрогнула и подняла глаза:

— Что?

— Ну, сама знаешь что: он постоянно таскает старые халаты Марты. — (Марта была матерью Пема и Хилли). — Он их просто обожает. Чуть не каждый день я вижу, как он выбегает из дома то обмотанный простыней, а то с наволочкой на голове. Он говорит что это ты заставляешь его так наряжаться.

— Чушь! Никого я не заставляю.

— Да ладно тебе, Харриет! — он произнес ее имя так, будто в нем было что-то нелепое. — А когда я проезжаю мимо твоего дома, у тебя во дворе всегда полно мелюзги и все завернуты в те же простыни. Рики Ашмор называет вас «Мелким ку-клукс-кланом» а мне почему-то кажется, что ты специально наряжаешь их как девчонок.

— Это игра такая, — сказала Харриет и отвернулась. Почему люди вечно суют нос не в свои дела? К тому же ей самой уже давным-давно надоели игры с переодеваниями, и она не собиралась больше реконструировать библейские сюжеты. — Послушай, у меня к тебе тоже есть дело. Я хочу поговорить с тобой о моем брате.

Теперь уже Пембертон смутился. Он взял с прилавка журнал с рекламой стереосистем и начал его листать с деланым вниманием.

— Скажи мне, ты знаешь, кто убил моего брата?

— Ну ты даешь, — оторопело проговорил Пембертон и вдруг закрыл рот. Через секунду он прищурил глаза и продолжал с хитрецой: — Ладно, так и быть, скажу тебе, только поклянись, что никому не расскажешь. Знаешь вашу соседку, миссис Фонтейн?

Харриет посмотрела на него с таким неприкрытым презрением, что Пембертон расхохотался.

— Вижу, вижу, — произнес он, когда смог отдышаться. — Тебя не проведешь. Ты ведь не веришь историям о том, как она закапывает свои жертвы в цветочных клумбах? — Пару лет назад Пем до смерти напугал Хилли, рассказав ему, что он собственными глазами видел человеческие кости, которые торчали из центральной клумбы в саду у миссис Фонтейн.

— Значит, ты не знаешь, кто это сделал?

— Нет, — довольно резко произнес Пембертон. Он до сих пор не мог забыть тот вечер, когда мать позвала его в гостиную, чтобы сообщить о смерти Робина. Он в тот момент был очень занят, потому что целый день склеивал одну очень хитрую модель самолета, ему было девять лет, и сообщение о смерти приятеля его удивило, но не расстроило. Мать плакала — глаза у нее были красные, опухшие, а он плакать не стал, пошел обратно клеить самолет. Забавно, как хорошо он помнит тот вечер, до сих пор у него в глазах стоит эта чертова модель — он заляпал клеем всю носовую часть и в результате выбросил ее вообще.

— Не следует шутить о таких вещах, — сказал он Харриет.

— Я и не шучу, я совершенно серьезна, — ответила Харриет надменно.

Пем в очередной раз подивился, какие они с братом разные. Дело даже не столько в цвете волос, просто Робин был всегда такой озорной, хохотал во все горло, дружил со всем классом, а эта девчонка ведет себя так, будто она уже почти папа римский — даже не улыбнется. Ее сестра Алисон немного похожа на Робина (вот, кстати, красотка подрастает, пару дней назад он увидел ее на улице, так у него даже дыхание перехватило). Но Харриет не грозит вырасти красоткой — у нее нет того природного обаяния, какое требуется каждой женщине. Значит, она ошибка природы. Пем усмехнулся.

— Думаю, ты начиталась Агаты Кристи, милочка, — сказал он свысока. — Все это случилось так давно. Тогда еще электрички останавливались у нас по три-четыре раза в день. На вокзале и вокруг него было полно всякого сброда.

— Но, может быть, тот, кто убил Робина, все еще здесь?

— А почему же его тогда не поймали?

— Ты не замечал ничего необычного до того дня?

— Типа — страшного?

— Нет, просто необычного.

— Слушай, все происходит не так, как в кино. Не было двухметрового маньяка, которого все видели, а потом забыли об этом сказать. — Он вздохнул. В школе они потом долго играли в убийство Робина, только там убийцу всегда находили и наказывали. Дети собирались в круг и наносили удары невидимому убийце, который лежал у их ног.