Змеи в ее голове - Пьер Леметр

— Нет, — сказала Матильда, — это было бы смешно… Признаваться в любви, в нашем возрасте…

Волшебное мгновение пришло и ушло.

На самом деле их жизнь развивалась по выверенному сценарию и вся была соткана из недомолвок и пропущенных свиданий.

А потому все стало возможно. Отказ сделать признание открывает отходной путь.

— Хотя, — снова заговорила она, — ты ведь пришел спросить с меня отчет и высказать упреки, но…

— Вовсе нет, Матильда…

— …но когда ты бываешь мной доволен, ты тоже мог бы мне об этом говорить! О девушке из Мессена ты вообще ничего не сказал, даже не упомянул! Но согласись, тебе редко приходилось видеть так быстро и так чисто выполненные задания! А ведь это было непросто, знаешь ли, шел такой ливень!

Она почувствовала, как напряглись его руки. Анри подался к ней: теперь он слушал ее со вниманием, которое буквально заворожило ее, — ах, ну наконец-то, он признает мои достоинства!

— А, ну да, и правда, та девушка из…

Он не был уверен, что правильно расслышал название… города или чего там? И отстранился на благоразумное расстояние.

— Расскажи вкратце, мне не терпится услышать.

— Я так перепугалась, Анри, ты не представляешь!

— Говори…

Он широко улыбнулся.

— Вообрази, я чуть было не прибегла к процедуре верификации! Ты будешь смеяться… В последний момент меня охватило сомнение. Да-да, уверяю тебя. Это предместье, кишащее мелкими наркоторговцами, эта тощая, как палка, девица… Я сказала себе: нет, Матильда, ты рискуешь свалять дурака, она не может быть твоей целью. Однако у меня была записка, я проверила, уф… Как я перепугалась!

— О да, представляю!

Он улыбнулся, без всякого напряжения. Сунул руку в карман и вытащил пачку сигарет. Он выкуривает две в день. Он задал Матильде немой вопрос: можно?

— Итак, у тебя была записка, и ты успокоилась…

— Да, к счастью, я ее унесла, она лежала у меня в кармане. Кстати, удивительно, есть некоторые знаки, которые не обманывают: именно в тот момент, когда я ее обнаружила, та девушка нарисовалась в конце улицы. Ладно, продолжение тебе уже известно. Все понятно, да? Надеюсь, ты был доволен.

— Это было великолепно, Матильда. Как всегда. — Он усмехнулся: — Как почти всегда!

Он специально выделил это слово, потому что хотел показать, что шутит, — должно быть совершенно ясно, что он шутит.

Матильда убила девушку в том предместье, имя ее она уже забыла, теперь она все записывает на бумажках и сохраняет их. Как и оружие, которое потом использует для воображаемых заданий с самыми что ни на есть реальными жертвами. Вопрос: сколько таких заданий она выполнила? Планы бегства, защиты только что разлетелись в прах. Анри был как громом поражен. Созданная системой машина уничтожения перестала ему подчиняться.

Матильда с восхищением наблюдала, как он курит. Даже это обыкновенное действие было у него исполнено благородства и изящества! Ей и в голову не пришло достать пепельницу, так что он раздавил окурок в своем блюдце. Только закурил и уже затушил; будь это кто-то другой, я бы подумала, что он сильно раздражен, но я знаю Анри как свои пять пальцев, — кстати, он широко улыбается.

— Я доволен, что мы подвели итоги, Матильда.

— Ты напрасно беспокоился, Анри!

— Да, понимаю…

— Теперь ты убедился?

— Совершенно.

— Хотя то, что ты немного тревожился, подарило мне твой визит…

Она жеманилась. Он сделал вид, что корит ее:

— Надеюсь, у тебя не возникнет желания продолжать в том же духе…

Взгляд недовольный, как у школьного учителя. Он поднялся со стула.

— Ладно, пора, я и так уже нарушил правила, приехав сюда, так что лучше мне не задерживаться, понимаешь?

Матильда решилась:

— Можно тебя спросить?

Он осторожно развел руками.

— Ты не хочешь меня обнять, Анри? Как прежде?

И, не дожидаясь ответа, она прильнула к нему. Анри был почти на голову выше ее. Он ее обнял. Он чувствовал себя подлецом, потому что сейчас он уйдет. Вообще-то, ему следовало вернуться нынче ночью, застать ее врасплох. Без промедления уладить проблему. Матильда впала в безумие, положение будет ухудшаться, это надо прекратить немедленно. Но он никогда не сможет — это он знал. Матильда уже перестала быть собой, она забывалась. Она сделалась чересчур опасной для всех, так не должно продолжаться бесконечно, но прекратить это — нет, он не мог, он не сможет наставить на нее дуло пистолета и выстрелить, это было бы выше его сил.

Он уладит эту проблему по-другому.

А когда программа будет завершена, ему тоже придется срочно уйти.

— Ну же, Матильда…

Однако она не двигалась. Он мог бы поклясться, что она плачет. Он не спросил, но, все-таки оторвавшись от него, она поспешно отвернулась, так что он не увидел ее лица. Она сморкалась и громко шмыгала носом.

— Давай, — выдохнула она, — уходи…

В знак прощания он махнул рукой, она тоже — не трудись, — и наконец повернулась к нему.

Они взглянули друг на друга; в ее глазах стояли слезы.

Анри развернулся, спустился по ступенькам террасы, не оглядываясь, дошел до калитки, сел в машину и тронулся с места. Он чувствовал себя совершенно разбитым.

* * *

Боже мой… Как все могло бы быть хорошо… Если бы только это было возможно! (Матильда моет две чашки, две чайные ложки, кофейник.)

Чтобы Анри приехал сюда вот так, без предупреждения.

Наверное, он специально придумал этот предлог — немножко укорить меня, всегда есть, что сказать друг другу, ни одно задание не проходит в точности так, как было задумано, это нормально. Якобы он пришел меня отругать, но на самом деле — наверняка чтобы поговорить со мной, чтобы повидаться. Как было бы хорошо…

Она закончила мытье посуды, пора бы поесть, сколько времени? Час дня! Я тут размечталась, что Анри приехал пококетничать со мной, и ничего не приготовила…

Но она тут же тяжело опустилась на стул. Сил не было.

Матильда оставила лежанку Людо в углу кухни. Какое все-таки несчастное животное, умереть вот так…

Вторая половина дня начиналась довольно медленно — визит Анри, этот сон наяву, утомил ее. И теперь она чувствовала себя совершенно одинокой.

В два часа дня она решила поехать и купить новую собаку.

* * *

Уличное движение дела не облегчало: жители предместий возвращались домой после рабочего дня, так что образовались пробки. Дорога казалась бесконечной. Когда он доехал до места, было восемнадцать тридцать.