Марш через джунгли - Дэвид Марк Вебер

Элеонора вздохнула.

— Я... не уверена. Среди его знакомых в спортивных клубах попадаются весьма неприятные субъекты. К примеру, Роджер играет в поло. Один из его товарищей по команде — видный деятель новомадридской клики. Так что, в принципе, не исключено... Но при этом Роджер люто ненавидит политику. Так что как обстоят дела в действительности, я не знаю.

— Но это ваша обязанность!

— Совершенно верно, — подтвердила шеф персонала. — Беда в том, что рассчитывать на доверие принца мне не приходится. Меня приставила к нему мать.

— А он... вынашивает какие-то планы, которые могут не понравиться императрице? — Ева взвешивала каждое слово.

— Вот это мне уж точно кажется сомнительным, — сказала Элеонора. — Он искренне любит мать. Но не исключено, что его используют втемную. Он ведь... такой легкомысленный. Но тоже чушь получается. Роджер ведь не идиот, он должен понимать, что самую невинную связь его с новомадридцами будут изучать под микроскопом. Но нельзя и сбрасывать со счетов его отца. В общем, в каждом втором случае я готова допустить, что принц преследует какую-то цель. А в каждом первом — я ни в чем не уверена.

— А если это двойное прикрытие? — предположила Косутич. — Допустим, он притворяется никчемным бездельником, а на самом деле — далеко, далеко не промах?

Она понимала, что занимается гаданием на кофейной гуще, но ей надо было хоть за что-то зацепиться. Иначе получалось, что морские пехотинцы суют головы под нож гильотины, спасая врага всего, что было для них самым дорогим.

— Не верю, — угрюмо усмехнулась Элеонора. — Хитроумием Роджер точно похвастаться не может. — Она помолчала, уставившись в экран планшета, и глубоко вздохнула. — Впрочем, какой он ни есть на самом деле, он был и останется для императорской семьи паршивой овцой.

Она побарабанила по клавишам, захлопнула планшет и развернула кресло лицом к сержанту.

— Расплата за «малое величие», — сказала она. — Временами Роджер совершенно непереносим, но — если уж говорить до конца честно — не он один в этом виноват.

— Так-так?

На лице Косутич никаких чувств не отражалось, но воображаемые длинные уши встали торчком. Странное дело: Бронзовый батальон создавали с единственной целью — защищать третьего по счету наследника, Бронзовые варвары проводили в компании своего подопечного уйму времени (правда, не испытывая при этом ни малейшего удовольствия) — но никто из них Роджера толком не знал. О'Кейси разбиралась в его характере значительно лучше, и если она решила поделиться своим знанием, в Еве Косутич она обрела более чем благодарного слушателя.

Уж точно не он один, — повторила Элеонора, покачивая головой и криво усмехаясь. — Он ведь Макклинток.

Весь мир знает, что значит быть Макклинтоком — бесстрашным, честным, безупречным, великолепным... на самом деле до идеала им далеко, но все верят, что они идеальны, и этого более чем достаточно. К тому же наследный принц Джон и принцесса Алике — оба в мать — вполне соответствуют народным ожиданиям. Роджеру от этого выть хочется. Наследный принц Джон — блестящий дипломат, его талантами можно только восхищаться. Принцесса Алике добилась признания как один из лучших адмиралов флота. А теперь возьмем Роджера. На несколько десятилетий младше брата и сестры, всегда и во всем лишний, никому не нужный... типичная паршивая овца. Безрукий, испорченный, избалованный барчук... — Она подмигнула сержанту и криво усмехнулась. — Доводилось такое слышать?

— Да уж, — призналась Косутич.

Вообще-то морпехи никогда, ни при каких обстоятельствах, ни в чем не признавались. Ева отступила от этого правила. Возможно, впервые в жизни. О'Кейси холодно улыбнулась.

— Конечно доводилось. А теперь представим. Всю жизнь в тебе видят в первую очередь не тебя, а твоего отца. Сам по себе ты никого не интересуешь. Императрица относится к тебе... скажем так: неоднозначно. — Элеонора не сразу сумела подобрать подходящее слово. — С учетом всего этого было бы очень странно, если бы из Роджера получился приличный принц. — Она грустно шмыгнула носом. — Мы с Костасом Мацуги почти всегда спорим, но в одном я не могу с ним не согласиться: с Роджером обошлись далеко не лучшим образом. А вот в чем мы с Костасом никогда, наверное, не сойдемся — это как нам справиться с ситуацией. Вы ведь знаете, я не первая наставница принца. Я работаю с ним чуть больше шести лет, всего-навсего. Меня не было рядом, когда маленький мальчик впервые ощутил, как несправедлива жизнь по отношению к нему, но я отчетливо различаю боль, которую этот малыш испытывает до сих пор.

Да, я знаю о ней, но мне предстояло решать другую задачу: заставить Роджера повзрослеть, научить его достойно принимать несправедливости, из которых складывается жизнь, и вести себя, как подобает Макклинтоку и принцу великой Империи. И, — призналась она с болью, — с этой работой я, похоже, не справилась.

— Да уж, — сказала Косутич, стараясь найти подходящие слова, — вам не позавидуешь. Моя работа тоже не сахар; пока из зеленого сопливого лопуха-лейтенанта воспитаешь толкового офицера морской пехоты, семь потов сойдет, но в Корпусе все организовано так, чтобы мне помочь. А вам и опереться-то не на что.

— Да, я видела, как вы справляетесь с офицерами Панэ — это своего рода дзюдо. Если бы я могла обращаться с Роджером примерно так же... это было бы замечательно. Но — никак. Роджер — гений по части уверток. До целеустремленности брата и сестры ему далеко, зато он унаследовал все знаменитое упрямство Макклинтоков, до последнего миллиграмма.

Она внезапно рассмеялась, и Косутич удивленно подняла брови.

— А что здесь смешного? — спросила сержант-майор.

— Да так, пришло вот в голову, насчет Роджера и его упрямства, — ответила О'Кейси. — У Господа Бога очень специфическое чувство юмора.

— Простите, не поняла?

— Вы когда-нибудь были в Имперском военном музее?

— Да, конечно. И не один раз. Почему вы спросили?

— А коллекцию Роджера Третьего видели?

Косутич кивнула, хотя все еще не могла понять, к чему ведет ученая. Роджер III был одним из многих непостижимо талантливых императоров династии Макклинтоков. Как и большинство его родственников, он был натурой увлекающейся и интересовался подчас довольно странными вещами. В частности, он увлекался военной историей, точнее историей Старой Земли шестнадцатого — двадцатого столетий от Рождества Христова. Император собрал великолепную коллекцию оружия и брони человеческой расы той эпохи — возможно, лучшую в мире. Когда он умер, коллекция по завещанию целиком отошла Имперскому военному музею и стала одной из жемчужин его экспозиции.

— Со времен Роджера Третьего, — продолжила О'Кейси, вроде бы отклонившись от темы, — увлеченность древним оружием превратилась для императорской семьи в своего рода традицию. Конечно, отчасти это делается на публику: имперские традиции — о, какая прелесть! Всеобщее восхищение и прекрасная пресса гарантированы... Но в этой шумихе есть изрядная доля правды. К примеру, императрица и наследник престола могут часами рассуждать на тему готических доспехов и швейцарских алебардистов. Хотя, казалось бы, им есть чем заняться и кроме этого.