Мильтон в Америке - Питер Акройд

— Я уже с ним поговорил: теперь он в твою сторону и мигнуть не посмеет. В сад он явился тотчас же, расплывшись в улыбке, с длинным шестом и заточенным камнем. «Ого, мистер Мильтон, — заговорил он. — Змея-то попалась здоровенная». — «Где она, добрый Зефания?» — «Совсем недалеко от вас. Нет нужды тревожиться, сэр. Это дьявольское отродье вас не тронет. — Наш хозяин отер ладонью лоб. — Она длиннее ярда, сэр. Шея у нее невелика, однако я знаю, что они живьем глотают цыплят, за которых в Англии дали бы три пенса. — Болван громко разглагольствовал, приближаясь к змее; я ее, наконец, увидел: она лежала на земле, свернувшись в кольца. — В любом случае вы бы остались живы, сэр. При укусе надо только выпить блюдце масла для заправки салата и пожевать немного змеиной травы. — Я вгляделся пристальней и различил желтое брюхо и спину змеи, сплошь усеянную черными и зелеными метинами. — Туземцы называют ее аскук — Выкрикнув это слово, Зефания набросился на змею, размозжил ей голову заостренным камнем и принялся колотить шестом. — Издохла, мистер Мильтон. Искромсана на куски». — «Благодарю тебя, Зефания. Отличная работа. — Он повернул голову ко мне. — Где ты там, Гусперо? Помоги мне, пожалуйста, выбраться из гамака. Ноги совсем затекли». — «Я теперь рядом с вами, сэр». — «Я был на волосок от смерти. Змея едва не вонзила в меня свои ядовитые зубы».

Зефания тихо ликовал, видя меня униженным: я уже тогда заметил, как он из-за тебя потерял голову.

«Яд черный как чернила, мистер Мильтон, — прошептал он. — Зубы острее алмаза». — «Вот именно. Ее убрали из моего сада?» Зефания подцепил змею шестом и швырнул через изгородь на дорожку. Мистер Мильтон, услышав, как тело убитой змеи брякнулось о землю, широко улыбнулся: «Сегодня мы были избавлены от громадной опасности. Причем без малейшего участия со стороны моего слуги, чья забота, в любом случае, оказалась бы не лишней. — Змеелов хихикнул и указал на меня пальцем. Я промолчал, помогая мистеру Мильтону выбраться из гамака. Панический страх миновал, и он теперь пришел в хорошее расположение духа. — Все же это восхитительная роща, — заметил он, ни к кому не обращаясь. — Это сад, где растут деревья Господа. Никакие змеи ему не страшны!»

10

Итак, дорогой брат Реджиналд, я лишь чудом избежал укуса ядовитой змеи. О, какие хвалы я вознес Господу, когда уяснил, что Он сохранил мне жизнь ради моих трудов в диком краю! Без сомнения, только Божий промысел позволил братьям провести эти первые месяцы под моим началом в спокойствии и благонравии. Не обошлось и без вздохов усердного прилежания: братья принуждены были возделывать нетронутую целину, подобно слугам Иеговы, взрыхляя поросшую кустарником почву мотыгами, а подчас пуская в ход и собственные богоугодные руки. Но Провидение поддерживало нас во всем, даже в делах природы. Семена ржи привезли из Англии, но когда мы огородили поля для посева злаков, меня известили, что местное зерно, купленное у соседей, гораздо более плодородно и способно дать и два урожая. В первые месяцы нашей жизни здесь шел дождь и гремели грозы, москиты и прочие крупные насекомые расплодились в неимоверных количествах, однако позднее погода переменилась. В огородах мы начали садить тыквы, дикий лук и всякие другие овощи. «Пусть никто, — предупредил я, — не вздумает устраивать шутовство с тыквами. Ими Господу угодно питать свой народ». Наш городок начал разрастаться. В первые месяцы 1661-го года, ко всеобщей радости, завершилась постройка четырех улиц, которые сходились на равнине в одной точке.

Я описал все это Натаниэлю Калпепперу «Кудеснику», преуспевающему и одухотворенному священнику из Нью-Плимута: он вознамерился вновь меня посетить ради благочестивой беседы.

«Наш городок, — заметил я, когда мы прогуливались у меня в саду, — по форме напоминает fleur- de-lys, вы не находите?» — «Простите, сэр?» — «Геральдическую лилию». — Я прибег к лондонскому выговору, более годному для его грубого слуха.

«У меня нет времени для цветов, мистер Мильтон. Я выращиваю настоящий виноград».

Я мягко его пожурил. «Вспомните о Песни песней Соломона, где Христос аллегорически пробуждает Церковь. Разве нет там изобильных садов и цветов? — Добрый пастырь явно затруднился припомнить этот отрывок, но я, без тени укоризны в голосе, переменил тему. — А где тот индейский юноша, что сопровождал вас в прошлом году? Его звали Мамми или что-то вроде этого?» — «Его больше нет». — «Нет?» — «Он мертв. Его уличили в краже лошади. И, согласно требованиям закона, повесили. Потеря невелика: он вышел из повиновения и впал в угрюмость». — «Грустно это слышать». — «В здешних местах, мистер Мильтон, смерть является необходимым уроком».

Едва только он произнес долетевшее до моих ушей слово «смерть», по небу у меня над головой стремительно прокатился страшный шум. «Вы слышите, мистер Калпеппер? Слышите этот шум со стороны юга? Неужели пушки или ружейная стрельба?» — «Это не стрельба, сэр. — Я услышал, как он улыбается (возможно ли такое, Реджиналд Поул, — услышать улыбку?). — Вернулись голуби». — «Что это за птицы, от которых исходит подобный гром?» — «Они похожи на наших домашних голубей. — Его точная и прямая манера речи успокаивает. — Только у них длинные хвосты, как у сорок. Они всегда прилетают сюда весной».

Шум еще более усилился — и целые стаи птиц так густо усеяли небо, что я почувствовал, как они затмевают солнце. «Крылатый воздух потемнел от перьев, — произнес я. — В полете их чудовищное что-то». — «Обычно он продолжается часа четыре, а то и пять. Мы пытались сбить их с обычного пути дробовиками, но ничто не заставит их изменить взятое направление». — «Тьмы и тьмы, равно ожидающие конца». — «Они разместятся в гуще сосен к северо-востоку от нас. Солнечные лучи никогда не достигают там земли — им препятствуют построенные птицами гнезда». — «Не устрашает ли, по - вашему, эта живая тень среди белого дня?» Калпеппер не ответил и заговорил о цене бобов.

На следующее утро я истолковал этот великий перелет аллегорически, с предельной четкостью диктуя слова моему глупцу, упорно не отходящему от меня ни на шаг. «Их ровный и целеустремленный полет, — говорил я, — заставляет меня вспомнить о законах человеческого общества, кои утверждены волей Всевышнего и служат залогом внешнего спокойствия и благосостояния внутри процветающего государства».

Далее я собирался перейти к кое-каким аллюзиям касательно братского единения, но в моем собственном полете меня перехватил Гусперо. «Мальчики и девочки уже собрались в классной комнате, сэр. Не их ли молитвы я слышу?» — «А ты бы догадался, что это молитва, если бы ее услышал, дикарь ты дикарь? Принеси мне мою мантию».

Когда я поспешно вошел в небольшое школьное здание, которое самолично велел соорудить, ученики, действительно, читали молитвы. Постройку возвели из камней, сплошь испещренных полосами и пятнами, а скамейки были грубо сколочены из необструганных буковых досок, но в глазах Господа храмина знания священна и лишена изъянов. Переступая порог, я услышал набожный голосок ребенка: «Господин наш и повелитель, сладчайший Иисус, десяти лет от роду вступивший в спор с учеными мужами в храме Иерусалимском, так что все поражены были Твоей необыкновенной мудростью, просим Тебя наставить нас, чтобы в этой школе, главой и покровителем коей Ты являешься, мы могли шествовать по тропе Твоего учения». — «Очень хорошо сказано, Уильям Коугшелл. И как мы можем следовать по этой божественной тропе, Джоуна?»