Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни - Дэниел К. Деннетт

Возьмем популяцию вида, в которой между конкретными индивидами уже при рождении существует заметная разница в устройстве интеллекта. Например, предположим, что некоторые из них владеют умением исполнять Ловкий Трюк, который позволяет спастись от опасности или существенно увеличивает шансы на выживание. Обычно такие различия в уровне приспособленности отдельных особей популяции демонстрируют с помощью «адаптивного ландшафта» или «ландшафта отбора»102. Уровень приспособленности на такой диаграмме отмечается по оси Y (чем выше, тем лучше), а оси X и Z зарезервированы за факторами, влияющими на воплощение конкретного замысла (в данном случае – особенностями развития мозга). Каждая из возможных особенностей развития изображается столбиком на диаграмме: каждый столбик – особый генотип, а их совокупность представляет собой ландшафт. Очевидно, что лишь одна из комбинаций будет выигрышной (то есть лучше любого заурядного варианта): ее столбик возвышается на диаграмме, словно телефонный столб посреди пустыни.

Ил. 1

Как ясно из ил. 1, одобрение получает лишь одна стратегия; как бы ни были близки к удаче остальные, они обеспечивают приблизительно одинаковую приспособленность. Поэтому такой одиночный высокий столбик и в самом деле подобен иголке в стоге сена: с точки зрения естественного отбора такая комбинация была бы практически незаметной. Немногим принадлежащим популяции особям, генотип которых наделил их счастливой способностью исполнять Ловкий Трюк, было бы сложно передать свое умение потомкам, поскольку в большинстве случаев шансы найти партнера с таким же генотипом мизерны, а «чуть-чуть» – не считается.

А теперь «слегка» изменим условия задачи: допустим, что хотя отдельные особи рождаются с предрасположенностью к разным поведенческим реакциям (это определяется конкретным генотипом или генетической структурой) – как показано на «ландшафте отбора», – пережитый опыт позволяет им приспосабливать или модифицировать устройство своего мозга. (Говоря языком эволюционной теории, их фенотипам свойственна некоторая «пластичность». Фенотип – итоговый вариант строения тела, сформированный на основании генотипа в его взаимодействии с окружающей средой. У выросших в разных условиях однояйцевых близнецов будет общий генотип, но фенотипы при этом могут очень сильно различаться.) Теперь предположим, что в результате пережитых испытаний строение этих организмов может измениться. Можно допустить, что новый опыт они получают случайно, но при этом имеют врожденную способность распознавать (и усваивать) Ловкий Трюк, раз на него натолкнувшись. Тогда особи, генотип которых изначально был ближе к генотипу, наделяющему своего владельца умением исполнять Ловкий Трюк (и которым для его освоения нужно меньше усовершенствований), с большей вероятностью обнаружат его (и усвоят), чем те, чей генотип сильно отличается.

Ил. 2

Такая фора в гонке самоусовершенствования может спасти их от мальтузианской катастрофы: если Ловкий Трюк настолько хорош, то те, кто его не освоил (или сделал это «слишком поздно»), окажутся в проигрышном положении. В популяции, характеризующейся пластичностью фенотипа, «чуть-чуть» — считается. В такой популяции телефонный столб в пустыне превращается в вершину пологого холма (как на ил. 2); хотя те, кто оказался близ вершины, начинают жизнь с фенотипом, не отличающимся от остальных, они, вероятно, довольно скоро нащупают выигрышную комбинацию.

В долгосрочной перспективе естественный отбор (модификация генотипа) последует за успешными особями и усилит изменения, произошедшие на индивидуальном уровне (модификацию генотипа).

При таком описании «эффект Болдуина», несомненно, отводит Разуму самую незаметную роль – если она для него вообще находится; здесь нужна лишь некая грубая, механическая способность перестать брести бесцельно, натолкнувшись на Ловкий Трюк, элементарное умение «распознать» прогрессивный шаг, «выучить» что-то методом проб и ошибок. Строго говоря, я изложил дело с точки зрения бихевиоризма. Болдуин обнаружил, что живые существа, способные к «обучению с подкреплением», успешнее действующих сугубо «инстинктивно» не только на индивидуальном уровне: такие виды быстрее эволюционируют, поскольку легче нащупывают способы самоусовершенствования103. Болдуин описывал этот эффект совсем по-другому. С бихевиористами ему было совершенно не по пути. Как отмечает Ричардс104:

За прошедшие годы разные ученые неоднократно описывали, защищали и отвергали эффект Болдуина, и совсем недавно несколько исследователей вновь открыли его независимо друг от друга106.

Хотя его существование часто признают, а суть – описывают в учебниках биологии, чрезмерно осторожные мыслители умалчивают об эффекте Болдуина, поскольку подозревают его в причастности к ереси ламаркизма (предполагающей возможность наследования приобретенных признаков: см. подробное обсуждение в одиннадцатой главе). Это тем более странно, что, как отмечает Ричардс, Болдуин хотел предложить приемлемую замену ламаркистского механизма – и ему это удалось.