Спокойной ночи, крошка - Дороти Кумсон

— Мне нужно тебе кое-что сказать. — Мэл нежно коснулся моих волос.

Я не ответила. На мгновение я подумала притвориться спящей, чтобы Мэл ничего не мог сказать. Чтобы он не смог переписать историю сегодняшней ночи. Даже если это слова «Я люблю тебя», слова, которые мне отчаянно хотелось услышать (к моему огромному стыду), я не хотела, чтобы это случилось сегодня. Мне нужны — необходимы — были эти пузырьки идеальных воспоминаний. И таких пузырьков должно быть много. Они очень важны. Даже когда все идет наперекосяк — не с Мэлом, конечно, у нас с Мэлом все будет в порядке, а в жизни в целом, — мне нужно как можно больше хороших воспоминаний, чтобы они светили мне, как маяк в штормовом море. Тогда мой разум сможет ориентироваться по свету маяка и не затонуть. Я хотела запомнить то, как мы сегодня занимались любовью. И мне нужно было отдельное воспоминание — воспоминание о дне, когда Мэл признался мне в любви.

Это воспоминание займет свое место в череде других. Наше знакомство. Его первый звонок. Наш первый поцелуй. Наше свидание в Гайд-парке — мы ели холодные рыбные палочки и пили теплое имбирное пиво. Тот день, когда Мэл взял меня за руку: мы шли по улице, и он взял меня за руку! Так он показал всему миру, что мы вместе. Что мы едины.

Все эти воспоминания сверкали, как драгоценные камни в шкатулке моей памяти. Я не хотела, чтобы они испортились из-за того, что Мэл сейчас скажет.

— Нова поверить не может, что я тебе до сих пор не сказал.

«Опять она». Если бы не она, Мэл не пошел бы гулять тем вечером, когда мы познакомились, поэтому я всегда буду благодарна Нове за это, но все же неужели ему нужно говорить о ней сейчас? Мэл говорил о Нове с удручающей и тревожащей регулярностью. Почему он говорит о ней сейчас?!

Я сползла с его колен, чтобы видеть его лицо, и легла рядом, медленно водя пальцем по его распухшим от поцелуев губам, красным, как перезрелая клубника. Я хотела запечатать его уста. Вот в такие моменты понимаешь, почему нужно засыпать сразу после секса. Тогда ты не станешь говорить, а значит, не сможешь все испортить.

Мэл нежно накрыл мою руку ладонью, перецеловал каждый пальчик и опустил ее себе на грудь. Ему хотелось поговорить.

— Это о моем имени.

— Тебя на самом деле зовут не Мэл Бакен? — немного озадаченно спросила я.

— И да, и нет.

— О господи! — простонала я. — Ты выбрал этот момент, чтобы сказать мне, что раньше был женщиной и тебя звали Натали или что-то в этом роде? Потому что если это так, то я предпочту жить дальше в блаженном неведении. Операция прошла успешно, шрамов не видно, тело работает отлично, так что давай притворимся, что ты родился мужчиной, и я доживу до старости без этой психологической травмы.

— Нет, ничего подобного. Мэл — это уменьшительная форма от моего имени. На самом деле меня зовут Мальволио.

Я рассмеялась. Он такой смешной. Не каждый поймет эту шутку, но мы с Мэлом встретились вечером двенадцатого июня. «Двенадцатая ночь»[1]. Мальволио. Я обняла его, посмеиваясь над отличной шуткой.

— Очень приятно познакомиться с тобой, Мальволио, — хихикая, сказала я. — Меня зовут Стеф, но ты можешь называть меня Себастиан, если тебе нравятся трансвеститы.

Он вздохнул.

— Вот поэтому-то Нова и ворчала, что нужно было раньше сказать тебе об этом. Она знала, что ты решишь, будто это шутка.

Ледяная рука ужаса перехватила мое горло, смех оборвался. Я зажмурилась от страха. «Я посмеялась над его именем. О господи, неужели я это сделала?!» Когда я осмелилась открыть глаза и взглянуть на Мэла, он смотрел на меня без тени смущения или злости на лице.

— Тебя правда зовут Мальволио?

Мэл кивнул.

— Честное слово. Это любимая пьеса моей мамы, или что-то вроде того. — Он пожал плечами, беззаботно и невозмутимо. — Никто в точности не знает, почему мама так меня назвала. Все пытались ее отговорить. Родители Новы рассказывали, что умоляли ее не поступать так с ребенком, но мама настояла на своем. И вот меня зовут Мальволио.

— Тебя дразнили в школе из-за имени?

— У них был другой повод для того, чтобы дразнить меня. — Лицо Мэла на мгновение помрачнело. — Но лет с девяти все стали называть меня Мэлом. Только моя мама и родители Новы называют меня Мальволио, да еще сестра Новы, Корделия, когда хочет пошутить.

Я не знала, что тут сказать. Мне подумалось, что операция по смене пола была бы и то лучше. По крайней мере, такое ты всегда можешь скрыть. А с таким именем… Представьте себе хихиканье в церкви, когда мы выходили читать молитвы. Лишь человек пять не смеялись. Бедный Мэл! Наверное, его соседи только тем и занимались, что придумывали шутки, связанные с «Двенадцатой ночью».

Мне не нравилось быть в центре внимания, выделяться, давать кому-то повод насмехаться надо мной.

И тут я поняла, что Мэла это не беспокоит. Мы лежали в темноте, в кухне капал кран, слышалось наше ровное дыхание. Мэл был совершено спокоен. Уверен в себе. В нем не было ни показушничества, ни наглости. Только уверенность. В самом основании его личности лежала непоколебимая сила. Спокойствие. Уверенность.

Это позволяло ему столкнуться с любой проблемой. И решить ее. Мэл, Мальволио… Он мог справиться с чем угодно.

— Ну что, опробуем этого мужчину по имени Мальволио? — Я забралась на него, чувствуя, как вновь распаляется огонь в его чреслах.

— Ну конечно, — улыбнулся Мэл. Его большие, сильные руки погладили мои бока и легли мне на грудь.

Я выгнула спину, нежно раскачиваясь взад-вперед, дразня его.

Я знала, что нужно рассказать Мэлу обо мне. Я всегда это знала. Я понимала, что эта история с именем — к лучшему. Она показала мне, кто такой Мэл. Показала, что у Мэла есть сила, которая понадобится, когда я расскажу правду о себе.

— И иногда дело не в том, что он смотрит на «другие юбки». Дело в том, что его сердце не с вами. И что вы будете делать тогда? Как вы помешаете ему влюбиться в кого-то еще, если в то же время он любит вас? Как? Следя за фигурой? Поверьте мне, это не всегда помогает. На самом деле, это вообще не помогает. И как вы помешаете ему разделить свое сердце надвое и дать вам только половину? Хотя вам полагается его сердце целиком и полностью, а он дарит вам лишь половину?

Нова. Нова. Нова.

Он только о ней и говорит. Каждое второе слово в его речи — Нова. «Почему бы тебе на ней не жениться?» Мне не раз приходили в голову эти слова. «И что это за имя такое — Нова? — думала я, пока мы шли по мостовой в Восточном Лондоне к бару, где мне предстояло познакомиться с этой потрясающей Новой. Мы собирались поиграть там в бильярд и выпить пива. — Кто станет называть своего ребенка «Нова»?! Если бы вас так назвали, разве вы не сменили бы имя? Разве вы не попытались бы стать как все и не сменили бы имя? Нет, если бы вам хотелось выделиться из толпы. Хотелось, чтобы люди помнили о вас. Только если вы считаете себя насто-о-о-олько особенной, вы станете носить такое дурацкое имя. Да, у Мэла имя тоже необычное — наверное, даже более удивительное, чем у Новы, — но он хотя бы попытался слиться с толпой, используя форму «Мэл». А она… она не стала этого делать».