Секс-защитник по соседству - Любовь Попова

— А я не спрашиваю. Теперь ты моя, вот и докажи мне это. Не сжимай дырку, будет больнее.

Но боли не было, лишь небольшой дискомфорт, который Илий тут же сгладил, втянув в рот один из моих сосков. Жадно причмокивая.

Он кончил в этот раз не так быстро. Приучая меня к размеру своей плоти и доводя меня до очередного крышесносного оргазма, а потом в кромешной тьме отнес в душ и вымыл.

— Как ты видишь в темноте?

— Ориентируюсь просто, но всегда есть риск столкнуться с чем-то твердым, — хмыкает он и укладывает меня в постель. — теперь слушай сюда.

Я вся подбираюсь, понимая, что сейчас будет лекция. Но вместо страха или раздражения во мне растекается приятное тепло.

Хватаю его за шею, тяну к себе в кровать.

— Нотации лучше воспринимаются в горизонтальном положении, — обхватываю его крупные бедра ногами и выгибаюсь.

— Да ну? — хватает он меня за задницу, разворачивается и садит на себя, так что чувствую киской бугор на джинсах. — Ты должна понять, что здесь шутки не уместны, Лика. С этого момента ты выполняешь четкие указания и, открываешь, свой ротик, только когда я скажу.

— Но я боюсь за тебя.

— И это самое обидное. Да, я затупил. Надо было быть аккуратнее. Очевидно пасли как раз меня.

— Почему? — удивляюсь я.

— Тамерлан видел, что я не тебя пялюсь и видел, как я выходил из той ванной. А главное он слышал твои стенания. Дважды два сложить не сложно.

*** Ольга Романова ***

Домой ехать нельзя. Об этом говорит Оле интуиция, буквально шумит пульсацией крови в мозгу. И страх. Такой мерзкий, всю душу в пятки толкает.

Но сестра сказала, что будет ждать там. А ехать-то собственно больше и некуда.

Машина плавно финиширует у подъезда и ничего не понимающий Паша с улыбкой поворачивается к «Олегу». Ему непонятно его состояние, и она, как и любой другой человек решает, что дело в нем.

— Ты чем-то обеспокоен? — интересуется Паша и кладет руку парню на бедро, тот качает короткостриженой головой и недолго думая набрасывается на Пашу с поцелуями. А все потому что больше она может его не увидеть. Это скорее всего последний раз, когда она чувствует на себе его руки, крепкий захват тонких плеч, нежный язык, так мягко играющий с ее. Поцелуй затягивается, становится более настойчивым, жадным. И неизвестно чем бы закончилось это соитие губ и языком, если бы не острый, бьющий по перепонкам, звук разбитого стекла.

Ребята тут же отпрянули друг от друга. Короткий испуганный взгляд. Но если Оля все прекрасно понимала, то вот Паша от шока резко бледнеет и пытыется хватать ртом воздух, пока его силком выволакивают из машины.

Четыре парня в масках заталкивают его в багажник огромного крузака, пока Оля пытается кричать и угрожать, чтобы его отпустили, что он тут не причем.

Чувство вины поглощает ее, пока она мчит по трассе между двумя крепкими ребятами. Она бы могла что-то сделать, точно могла, но не знала, что. Что ей остается? Только смотреть, как за окном проносятся деревья и столбы с уличными фонарями.

Их везут в Петербург. Вопрос к кому у нее даже не возникал, двух их четырех парней она узнала. Это были люди Ломоносова. Того самого, от кого ее спасла сестра. Того самого, кто так жестоко расправился с ее матерью. Того самого, кому ее обещали в жены.

Вина, стыд, злость, страх. Все это в ней смешалось в коктейль из отчаяния и не понимания, как быть дальше. Как спасти Пашу. Как сообщить сестре.

Она долго сдерживала слезы, но они сами без ее позволения стекали дорожками по щекам, от чего ее мужская рубашка намокала все сильнее.

— Отпустите меня, сестра заплатит, — в который раз пыталась она начать разговор, но парни только перебрасывались взглядами и полностью ее игнорировали.

Тело от долгого сидения нещадно ныло. Затекло. Они приехали к огромному загородному дому с башнями и кованными воротами. Когда ее выпустили из машины, ноги тут же подкосились, а Пашу, просто выкинули к лестнице дома.

На крыльце показался Молот. Она знала о нем не понаслышке. Он приставал к ней как то, а она ему дала по яйцам на одном из мероприятий отца. Вряд ли он забыл об этом.

Лысый, огромный, он внушал реальный ужас не меньше чем сам Ломоносов. Не зря же они были братьями.

Хотелось рвануть отсюда подальше, но испуганный взгляд Паши приковал сильнее всех цепей.

— Олег, что происходит? Ты их знаешь? — испуганно спросил он, еле поднимаясь с колен. Ей захотелось прикрыть глаза и исчезнуть, потому что парни что служили в охране дружным хором заготали.

— Ох, Олежа, — басит Молот и спускается прямиком к Ольге, что сквозь слезы смотрит на Пашу. Просит прощения.

Того снова толкнули, и он оказался на земле. Не так она хотела рассказать ему правду. Она вообще не хотела. Но резкий рывок рубахи доказал, что выбора у нее не много.

Влажный воздух окатил ее грудь, заставил приподняться соскам сквозь тонкую ткань лифчика.

— Давай, давай Олежа, раздевайся, покажи своему педику, что он вовсе и не педик.

На этих словах Оля хотела плюнуть в огромную рожу этого урода, но он предупреждающе рыкнул.

— Попробуй только, крошка и я раздроблю череп твоего дружка.

Она сглатывает слюну и спокойно терпит как ее раздевают догола, как щупают соски, как нагибают и бьют по заднице.

Она не дура. С такими людьми шутить нельзя. Именно от таких людей она сбежала с сестрой. Но как легко забыть об опасности. Свобода так их опьянила, а чувства к мужчинам из другого мира вскружили голову.

Надо было быть осторожнее, не пришлось бы терпеть унижения. Не пришлось бы выть от того, как ее развернули попкой к Паше и заставили его смотреть.

— Ну! Где член?! Нет члена?! Обломись педик. Она такой же мужик, как и ты.

Все ржут над словами Молота, а Оле впервые до зуда в груди хочется убить человека. Особенно когда слышит за спиной звон пряжки ремня.

Она испуганно вскрикивает, пытается тут же встать, но пара парней, хватают ее за плечи и один из них шипит на ухо:

— Я буду следующим.

— Целка принадлежит Ломоносову, а вот твою задницу вскрою я, — гремит над ней бандит и шлепает ладонью задницу. –Прогнись сильнее. Покажем твоему Паше как нужно трахать задние дырки.

— А может и его потом трахнем, — ржет другой охранник и все продолжают глумится, пока Молот мнет Оле задницу.

Она уже прикусила губу, чтобы стерпеть то, что приготовила для нее судьба, но выстрел заставил ее вскинуть голову. Может быть полиция? Спасение?!

— Молот, иди шлюх трахай. Думаешь Славе понравится если он узнает, что ты опозорил его жену? — слышится голос, но она не видит кому он принадлежит. Только шаги. Чеканные, строгие.