Доверие - Эрнан Диас

Сегодняшний джентльмен — это вчерашний выскочка. Но за этими переменчивыми личинами стоит неизменно одна фигура — финансист. Инвестирование, кредитование, заимствование и в более широком смысле эффективное управление капиталом — вот что поддерживало город в каждый из этих периодов, безотносительно к тому, что производилось и продавалось. Тем не менее подобно тому, как этот город менялся от поколения к поколению, менялось и значение слова «финансист».

Я не историк и не собираюсь писать научную работу об эволюции американских финансов. Я также не родослов, стремящийся раскопать каждую подробность из прошлого моей семьи. Дальнейшие страницы скорее будут посвящены событиям и личностям, стоящим на пересечении этих двух сфер.

УИЛЬЯМ

Мои праотцы во многих отношениях являлись банками-единоличниками до того, как банковское дело получило настоящее распространение в нашей стране. Династией бизнесменов моя семья стала вскоре после Провозглашения независимости, в те времена, когда помимо Первого банка Соединенных Штатов, учрежденного в 1791 году, существовало всего четыре частных финансовых учреждения. Я с честью иду по стопам моих предков и смиренно беру на себя долг по упрочению их имени.

Мой прадед, Уильям Тревор Бивел, переселился из родной Виргинии в Нью-Йорк, намереваясь расширить семейный бизнес. Его отец владел скромной табачной плантацией. Они неплохо зарабатывали, но Уильям увидел новые перспективы. Почему он должен ограничиваться только экспортом товаров, производимых в Америке? Почему бы вместе с этим не удовлетворять все более растущий спрос процветающих местных землевладельцев на импортные европейские товары?

В 1807 году планы Уильяма расстроило эмбарго Томаса Джефферсона, поставившее на колени скорее нашу экономику, нежели британскую, против которой оно было направлено. В разгар войны с Францией Англия стала прибегать к захвату американских торговых судов, конфискуя их груз и принуждая команду к службе в британском флоте. В ответ на это Джефферсон решил развязать коммерческую войну. Никакие английские товары не должны были импортироваться в Америку. И что еще важнее, никакая американская продукция не могла покидать наших берегов ради Англии. Была надежда нанести ущерб британской промышленности, находившейся в зависимости от нашего сырья. Однако больше всех от этого пострадала наша нация. Тучный урожай пропадал ни за что. Плантаторам приходилось держать плоды своего труда в амбарах себе в убыток.

Непопулярность этой грубой формы государственного вмешательства была очевидна. Ее последствия обсуждались на каждом углу и ощущались в каждом доме. Уильям понимал, что такое положение вещей неоправданно. И знал, что эмбарго будет снято накануне президентских выборов 1808 года. Однако до этого оставался еще год. Поэтому он разработал план.

Уильям получил значительный заем под залог имущества отца, а затем занял еще больше под эту сумму. Он по уши влез в долги, решившись скупить товары у тех, кто, подобно его родителям, не мог их продать. Но его интересовал не табак, который он не сумел бы должным образом хранить, а непортящиеся товары, особенно хлопок с дальнего юга и сахар из недавно приобретенной Луизианы. В основе этого рискованного предприятия лежало предположение, что после снятия эмбарго он сможет продать товар в Европе, не только погасив свой долг, но и получив прибыль.

Производители повсюду делали все возможное, только бы сохранить за собой свои земельные владения. Уильям, которому было всего двадцать шесть, стал для них спасением. Плантаторы наперебой сбрасывали цены, конкурируя между собой за сделку с ним. А он старался, как мог, пока позволяло время, чтобы выручить как можно больше из них, облегчая незавидную участь бесчисленным семьям.

Все это происходило быстро и в течение нескольких месяцев перестало быть прибыльным делом. Другие покупатели последовали его примеру, и вскоре выгодные сделки кончились. Но к тому времени Уильям уже обладал внушительными запасами. Довольно скоро эмбарго было снято. К тому времени, как Уильям продал в Европу все свое добро, он сколотил значительный капитал.

Почти в одночасье мой прадед стал финансовым авторитетом. Люди потянулись к нему как за советами, так и за займами. Ставки у него были всегда намного ниже, чем у немногих тогдашних банков. И по мере того как эти займы множились, его посетила идея начать торговать ими, создав тем самым почти единолично процветающий вторичный рынок. Это порождало новые выгодные сотрудничества и возможности для инвестирования.

Он был новатором и провидцем. К примеру, его эксперименты с валютами для европейских операций опережали свое время. Он ввел в практику сделки на срок (когда покупатель и продавец устанавливают цену безотносительно к рыночным колебаниям на предметы потребления, пока еще даже не существующие, такие как посевные культуры, которые только предстояло посеять), понимая, что в глазах большинства такой финансовый метод являлся экзотикой и мало кто решался к нему прибегнуть. Он поддержал казначейские билеты, выпущенные для финансирования войны 1812 года, как к собственной большой выгоде, так и на благо страны, вследствие чего у нас появились первые бумажные деньги, вошедшие в обращение в 1815 году.

Другие примеры его деловой хватки.

Показать его пионерский дух.

Даже если в то время в Нью-Йорке существовал устоявшийся торговый класс и жизнь в городе в значительной мере вращалась вокруг бизнеса, общее мнение было таково, что говорить о деньгах — дурной тон. Более того, на участие в том или ином промышленном предприятии смотрели искоса. Истинному джентльмену надлежало быть человеком праздным. Но финансовые предприятия, делавшие такую праздность возможной, не следовало обсуждать в обществе. Это ставило моего прадеда в неловкое положение. Хотя его услуги высоко ценились, его сторонились те же самые люди, которые извлекали из них свою выгоду. Пройдет еще три поколения, прежде чем этот ханжеский предрассудок, не вполне преодоленный и в наши дни, начнет ослабевать.

Во всех своих начинаниях Уильям никогда не забывал своих первых сделок в период эмбарго Джефферсона. Он вынес из этого и крепко усвоил два урока. Первый состоял в том, что идеальных условий для бизнеса не бывает. Их надо создавать самостоятельно. Пусть эмбарго изначально порушило его мечты, он нашел способ повернуть ситуацию в свою пользу. А его второе и главное открытие состояло в том, что личный интерес при должном подходе не должен расходиться с общим благом, что недвусмысленно показывают все операции, проводимые им в течение жизни. Этим двум принципам (мы сами создаем себе погоду, личная выгода должна приносить пользу обществу) всегда стремился следовать и я.

Этим сходство между мной и моим предком не ограничивается. Дело в том, что мой прадед обладал художественным талантом. Он был, по существу, единственным в роду, не считая меня, отмеченным подобными наклонностями. Не получив