Мария Антуанетта. Королева бриллиантов - Элен Баррингтон

Мария-Антуанетта имела обыкновение ездить только с одной фрейлиной в двухколёсном экипаже, который назывался кабриолетом, и вновь все прохожие застывали в ужасе. Как же можно спокойно наблюдать такую картину? Королева Франции сама выполняет роль кучера и, погоняя лошадей, уносится бог знает куда, в чащу огромных парков и сельских просторов. Извечная ненависть к Австрии порождала чудовищные подозрения. Клевета по поводу каждого её вольного шага лишь усиливалась, злобные сплетни преподносились как истинная правда и серьёзно обсуждались повсюду, словно всё это имело колоссальное политическое значение.

Но самое опасное заблуждение поджидало её впереди. Уж лучше надоедливая опека двадцати «мадам этикет», чем такая серьёзная ошибка, хотя она казалась такой естественной, такой милой в тот момент. Король позволил королеве пользоваться маленькими театрами в Фонтенбло и Трианоне, там придворные — женщины и мужчины — разыгрывали пьески. Суматоха, репетиции, костюмы, волнения — в общем, все вели себя, словно озорные, весёлые детишки. Но каково же было изумление всего Парижа и всего мира, когда сама королева вышла на подмостки и начала кривляться и произносить монологи (играла она из рук вон плохо). Ну разве можно было себе представить большее безумие?

Никогда ещё со времён Нерона, который лицедействовал в Риме, не поднимался столь сильный ураган всеобщего возмущения. Королева, сама королева, по собственному желанию обрекает себя либо на рукоплескания, либо на хулу. Боже праведный, неужели небо скоро упадёт на землю? Король с негодованием относился к этим спектаклям, но он был рабом своей жены. Он её слишком любил и предпочитал не вмешиваться в театральные забавы. А рядом с ней не было человека, который предостерёг бы её.

По просьбе её матери, австрийской императрицы, знаменитый придворный поэт Метастазио сочинил прекрасные произведения для детей. Как их любила читать, декламировать Мария-Антуанетта! Теперь она заставила придворных перевести их на французский, чтобы этими дивными стихами могли насладиться вместе с ней и французы, хотя у парижан сложилось нелицеприятное мнение о немецких стихах, это никогда при дворе никого не интересовало. Ко всему презрительное отношение, нежелание прислушиваться к чужому мнению заставляли королеву закрывать глаза на сигналы о приближающейся опасности. Простота нарядов при появлении на публике вызывала раздражение. «Мадам этикет» задвинули подальше, за кулисы, чтобы не мешала, и та выражала своё бессильное отчаяние в одиночестве. А Мария-Антуанетта продолжала идти вперёд, по своей дороге в сопровождении множества опасных, фривольных друзей. Она мостила путь к ужасным событиям, тесно связанным с «делом о бриллиантовом ожерелье».

Однажды утром королева сидела в своих покоях, попивая маленькими глотками горячий шоколад из фарфоровой чашечки, когда вдруг к ней вошла принцесса де Ламбаль, свежая, как июньская роза, в белом муслиновом платье, моду на которые ввела герцогиня де Полиньяк. На голове у принцессы красовалась шляпка, скорее похожая на корзинку для цветов, перевязанную голубыми лентами. Подойдя к королеве, она застыла, словно статуя.

— Да сядь, Тереза, для чего стоять навытяжку? Ты ведь не на церемонии. Что у тебя?

— Ваше величество, право, не знаю, как начать. Ваша неиссякаемая доброта, обращает всякое зло в добро. Я здесь как раз по поводу этикета.

Королева вздохнула.

— Послушай, дорогая, разве мне мало одной «мадам этикет»? Ну да ладно. Выкладывай!

— Кто-то — я не знаю, кто именно, — во дворе дворца обронил небольшой пакет, который кто-то — я тоже не знаю кто — передал моей фрейлине, та немедленно принесла мне. Она сказала, что мне будет любопытно ознакомиться с его содержимым. Я заставила себя всё прочитать. Я говорю «заставила», потому что обнаружила отвратительное собрание площадных песенок, памфлетов и клеветнических измышлений в ваш адрес. Трудно даже себе представить, что такую мерзость мог изобрести человеческий мозг! Ничего не может быть ужаснее. Я ни за что вам их не покажу, нет, — решительно сказала принцесса, увидав, что королева протянула руку. — Даже одного взгляда, брошенного на эти бумаги, достаточно, чтобы испачкаться. Но они породили у меня кое-какие мысли, которыми я обязана с вами поделиться.

— Ах чудовища! — воскликнула королева в негодовании. — Им никогда не понять, что такое истинная свобода. Они путают её со вседозволенностью. Вся моя жизнь у них как на ладони, но и такая «прозрачность» их нисколько не убеждает.

Принцесса печально улыбнулась.

— Вы, как всегда, правы, ваше величество, и кто знает это лучше меня? Я лично готова признать свои дурные поступки. Я считаю себя виноватой за участие в наших невинных развлечениях. Мне стыдно, что я им потакала, подвергая вас такому большому риску.

— Выходит, ты считаешь, что «мадам этикет» права, а мы нет? — высокомерно спросила королева. — В таком случае могу заявить: королева Франции — единственная рабыня в стране, где официально запрещено рабство.

— Ваше величество, прошу меня простить за откровенность. Само собой разумеется, королева является олицетворением достоинства нации, и если... Может быть, вам следует прочитать хотя бы некоторые из этих чудовищных бумаг. Вот несколько не столь грязных.

Мария-Антуанетта взяла листки. Она была решительно настроена не выдавать никаких чувств, кроме презрения, но постепенно краска залила её лицо, потом грудь. На глаза навернулись слёзы.

— И вот эта дрянь распространяется по стране? — спросила она глухим голосом.

— Тысячами экземпляров.

Наступила тягостная тишина.

— Ваше величество, — серьёзно заговорила принцесса, — умоляю вас, умоляю на коленях прекратить немедленно весёлые развлечения, которые мы между собой называем «любовь и дружба под открытым небом». Вы же видите, о чём говорится в этих памфлетах. В королевских садах ваши приближённые, включая и брата короля, разбиваются на пары и пропадают где-то в кустах, а потом возвращаются и с ухмылками сообщают всем, что они вели там «разговор по душам». И вот результат! Эти отвратительные стишки. Я оплакиваю тот день, когда вы приняли участие в таких развлечениях. Сестра его величества, Елизавета, хотя она ещё очень молода, резко осуждает подобные вещи.

— Сам король неоднократно принимал в них участие, и сам удалялся с дамой, — возразила королева. Руки её задрожали. — Что касается Елизаветы, то она — вылитая монашенка.

— Но, будем честны, его величество принимал участие в этих встречах «под открытым небом» только ради того, чтобы доставить вам удовольствие. И вот видите, чем это всё кончилось? К тому же в этих ужасных бумагах утверждается, что вы пытаетесь навязать его величеству другие интересы, чтобы легче преследовать свои собственные. Умоляю вас — прекратите эти «встречи под открытым небом», прекратите немедленно! Можно ли себе представить — мужчины с женщинами уединяются в садах Трианона, и среди них сама королева! Только одного вашего имени достаточно, чтобы вызвать всеобщее негодование. От всего этого разит безумствами, которым предаются женщины, ремесло которых я не смею назвать в вашем присутствии.