Соблазнительная невинность - Ванесса Келли

Такой повод имелся – сопровождение вдовствующей матери. Блудный сын возвращается домой, для исполнения своего сыновнего долга.

И как бы сильно это ни уязвляло самолюбие, приходилось признать, что помощь матери ему необходима. Аден мог на память рассказать график морских перевозок, перечислить передвижения французских войск и назвать убежище каждого шпиона в Европе, но, будь оно все проклято, он не в состоянии удержать в голове запутанные светские отношения британской аристократии. Он покинул этот мир давным-давно, и только работа могла заставить его вернуться. Если хоть чуть-чуть повезет, пребывание здесь будет милосердно коротким, и он сумеет избежать неловких ситуаций.

Как, например, встречи с настоящим отцом. Когда-то прежде, еще до того как Аден поступил на военную службу, а потом в разведку, принц-регент приветствовал его с фальшивой сердечностью, видимо, даже не догадываясь о язвительных злобных сплетнях, какими шепотом обменивались светские господа и дамы, прикрываясь веерами или картами за игровыми столами. Однако Аден слишком хорошо помнил каждый оскорбительный взгляд или фразу. Матери было не легче – ей приходилось терпеть не только сплетни в обществе, но еще и едва сдерживаемый гнев оскорбленного супруга. Надо отдать ей должное, она сносила все это с достоинством и благородством, какими сын мог только восхищаться, пусть и против воли.

Он вытащил часы и снова посмотрел время. Глянул на дворецкого. Тот сочувственно вздохнул, безмолвно выражая свои соболезнования по поводу неизбежных задержек, непременно сопровождающих появление прекрасного пола.

С трудом удержавшись от смеха, Аден прислонился к перилам лестницы и рассеянно провел рукой в перчатке по их замысловатому узору. Расслабил плечи, позволил напряжению покинуть тело. Это наверняка будет длинный и мучительный вечер. А в следующие недели его ждет еще множество длинных мучительных вечеров, так что лучше сразу привыкать к этому.

Окончательно заскучав, он принялся лениво осматриваться. Неброская элегантность небольшого, но прекрасно обставленного городского дома матери его удивила. Он привык к удушающей роскоши фамильного особняка на Беркли-сквер. Ему пришлось посетить громадный домище в минувшем году, чтобы выразить соболезнования по поводу неожиданной кончины Торнбери. От воспоминаний по спине поползли мурашки. К счастью, мать Адена вскорости оттуда выехала, оставив особняк на Беркли-сквер Эдмунду, старшему сыну и наследнику, сводному брату Адена.

Эдмунд, в общем, человек неплохой. Он всегда относился к Адену с некой равнодушной добротой и приглашал останавливаться на Беркли-сквер всякий раз, когда он бывал в Лондоне. Но еще Эдмунд мог быть и нестерпимо напыщенным, к тому же он никогда не забывал, что его сводный брат на самом деле не Торнбери. С точки зрения новоиспеченного графа, чем меньше семья видится с вошедшей в поговорку черной овцой, тем лучше.

Аден был с ним в этом полностью согласен.

– Аден, почему ты в холле? Надеюсь, Паттерсон проявил к тебе должное почтение? – послышался с лестницы голос матери.

Аден поднял глаза. Она спускалась с лестницы – пусть уже не молодая, но никто бы не усомнился в том, что когда-то она была удивительная красавица. Ее манеры отличались изяществом и элегантностью, какие и не снились многим юным леди. Только вблизи, когда становились заметны морщинки вокруг глаз и рта и седые прядки в иссиня-черных волосах, можно было угадать ее возраст.

А если бы проницательный наблюдатель заглянул в ее темные глаза, он увидел бы печаль и усталость, как следствие глубоких драматических переживаний. Ошибок, которые нельзя ни забыть, ни простить, – во всяком случае, этого не смог сделать самый значимый для нее человек. Ее муж.

– Добрый вечер, мать, – отозвался Аден. Пусть вопросы остаются без ответов. Он давно привык скрывать от нее свои мысли и намерения, даже самые пустяковые. Постепенно это сформировало модель их отношений – вежливая сдержанность, которую ни один не стремился нарушить. Однако в последнее время, как показалось Адену, мать стали раздражать негласные границы, и это его неприятно удивляло.

Она остановилась на последней ступеньке и посмотрела ему в глаза. Выражение легкого неодобрения на прекрасном лице, оценивающий взгляд – все это по-прежнему имело над ним власть, выбивая из колеи.

Подавив желание ослабить слишком тугой повязанный галстук (Господи, как он их ненавидит!), Аден не отвел взгляда, да еще насмешливо приподнял бровь. Она закатила глаза, но сдалась первой.

– Хочешь немного бренди перед отъездом? – спросила мать, подпустив нотку раздражения в голос.

– Спасибо, нет. – Аден все же смягчился и немного приопустил свой щит. – И да, Паттерсон суетился вокруг меня, в точности, как полагается. Можешь не беспокоиться на этот счет.

Губы ее дернулись в усмешке. Она взяла его под руку.

– Ты всегда был самым упрямым из всех моих детей. Всегда удивлялась, откуда в тебе это.

– Наверняка от дорогого папочки.

Она кинула на него гневный взгляд, щеки слегка порозовели. Это удивило Адена, его кольнуло чувство вины. Со временем мать научилась не обращать внимания на оскорбления и сплетни, в особенности те, которые касались ее любовной связи с принцем-регентом, словно прикрылась от них броней. Но за год вдовства она сильно изменилась, как будто что-то нарушило ее ироническую отстраненность. Аден не знал, как вести себя с этой женщиной, так похожей на прежнюю, его мать, которую он знал всегда.

– Мать, – начал он еще, не зная, что собирается сказать.

Она крепче сжала его локоть.

– Ничего страшного, дорогой. Я понимаю.

Ну хоть кто-то что-то понимает. Жаль, что это не он.

Паттерсон поклонился им у выхода, и минутой позже Аден подсадил мать в карету и забрался сам. Воздух будто сгустился от напряженного молчания, но та определенно не собиралась первая его нарушать. Аден подозревал, что дорога до особняка Дарлингтона, пусть тот и располагался всего лишь на Парк-лейн, покажется ему бесконечной, если он сам не ослабит нараставшее напряжение.

Ничего удивительного, что он предпочитает избегать встреч со своей семьей.

Аден капитулировал. Во всяком случае, в этот раз.

– Я благодарен тебе за помощь сегодня вечером. У тебя наверняка есть занятия поинтереснее, чем играть роль няньки при мне и леди Вивьен.

Брови леди Торнбери изогнулись, а на губах заиграла широкая улыбка, осветившая эти красивые черты. С улыбкой нахлынули воспоминания – счастливые, когда он был маленьким мальчиком, а мать еще любила его. Еще до того как она стала смотреть на него, как на источник позора, а не гордости и любви.

– Правду говоря, я просто в восторге от возможности помочь тебе, – сказала она. – Мне нечем заняться, приходится все время тратить на визиты, походы по магазинам и письма. С тех пор как твой брат взял управление хозяйством на себя, в моей жизни почти не осталось серьезных занятий.

Это он себе отлично представлял. В свое время мать наладила домашний уклад Торнбери и вышколила слуг – и это включая лондонский дом, два больших загородных особняка и охотничий домик в Кенте.