Клятва королевы - К. У. Гортнер

Я стояла неподвижно, едва дыша.

— Его величество отказался что-либо подписывать, — продолжал Кабрера. — Вместо этого он настоял, чтобы все разногласия были улажены на специальном заседании кортесов. Вильена согласился, но, едва король уехал, забрал свои слова назад.

Всё вокруг меня словно окуталось туманом.

— Он отправился с войском в Авилу, где встретился с Каррильо, вашими братом и матерью. Они низложили короля в виде чучела перед толпой, короновав вместо него Альфонсо. — Кабрера взглянул мне в глаза. — Его величество вне себя от горя. От имени Альфонсо издаются указы. Многие важные города, включая Самору и Толедо, признали власть принца Альфонсо. Это война, ваше высочество, гражданская война. У Кастилии теперь два короля.

Мир вокруг почернел, и я почувствовала, как подкашиваются ноги. Я бы наверняка упала, если бы Беатрис не бросилась ко мне, подхватив под руку. Она подвела меня к креслу у окна, и я закрыла глаза, моля Бога дать мне силы.

Наконец наступило то мгновение, которого я больше всего боялась с тех пор, как Каррильо забрал Альфонсо из дворца.

С отчаянно бьющимся сердцем я отправилась в королевские покои. Занавески были задернуты, комната погружена в полумрак. Энрике сидел в кресле под балдахином, опустив голову. Позади него стоял Бельтран де ла Куэва в красной с золотом одежде, не сводя с меня взгляда, а рядом с ним — Педро де Мендоса, епископ Сигуэнсы и новый шурин Бельтрана, худощавый мужчина с такими же проницательными темными глазами, как и у его сестры. Его считали самым честолюбивым священнослужителем в Кастилии после Каррильо.

Энрике взглянул на меня, откинул с лица пряди грязных волос до плеч. Глаза его покраснели, и под ними появились тени, щеки под нечесаной бородой ввалились; казалось, будто он постарел на много лет. Опустившись рядом с ним на колени, я почувствовала его несвежий запах.

— Ваше величество, — тихо сказала я, — простите меня.

Энрике вздохнул:

— Значит, ты уже знаешь.

— Да. Мне рассказал дон Кабрера, и я потрясена. Я не ожидала, что в столь ужасной афере замешан мой брат. Но я уверена, он ни в чем не виноват. У него и в мыслях не было вас оскорбить.

— Можно подумать, мы этому поверим, — сказала Жуана.

Я удивленно повернулась и увидела, как она выходит из тени алькова. На ней было обтягивающее черное платье с серебряным шитьем, желтые, словно топаз, глаза ярко блестели, волосы свободно падали на плечи.

— Столь кроткая и набожная на вид, — насмешливо проговорила она, — столь благожелательная, прямо-таки маленькая монахиня. Но меня не обманешь. Ты — пригретая на груди змея, как и твой брат. Лучше бы вас обоих придушили при рождении.

— Жуана, basta,[21]— сказал Энрике. — Я позвал сюда Изабеллу и хочу услышать, что она скажет.

— Зачем? — Королева стряхнула руку епископа Мендосы. — Что нового она теперь может сказать? Каррильо и Вильена бросили тебе вызов, собрали войско и короновали Альфонсо вместо тебя. Естественно, она станет умолять, чтобы ее брату сохранили жизнь. Не слушай ее. Ты должен заключить ее в темницу, пока не придет время выдать ее замуж за какого-нибудь иностранного принца, чтобы она никому больше не могла причинить вреда.

Перед глазами у меня все поплыло. Я не верила, что Альфонсо мог преднамеренно желать свержения нашего брата, который, каким бы он ни был, являлся нашим помазанным на царство королем. Но по угрожающему голосу королевы я поняла, что она не успокоится, пока брат мой не будет убит, а я не окажусь вдали от родины.

— Жуана, — отчетливо проговорил Энрике, и в голосе его прозвучали нотки, которых я раньше никогда не слышала, — Альфонсо мне не враг. Да, он неправильно поступил, позволив надеть себе корону, но, как мне говорили, он ничего не мог поделать. Судя по всему, ему пришлось смириться, боясь пострадать. Позднее я выясню, кто именно в этом виновен, но сейчас мне хотелось бы знать, что думает Изабелла, моя сестра.

Упоминание нашего кровного родства не осталось незамеченным. Яростно воздев руки, королева повернулась к Мендосе:

— Видите? Он меня даже не слушает! Не считает меня достойной дать ему совет, зато внимает этой сладкоречивой твари, хотя она, несомненно, заодно со своим предателем-братом. Я предупреждала, что это рано или поздно случится, но он говорил: «Нет, это моя родня, они меня любят и никогда не обидят». Пусть Каррильо заботится об Альфонсо, а Изабелла может оставаться во дворце. Что ж, смотрите, что из этого вышло! Любуйтесь, как драгоценная родня служит и повинуется своему королю!

— Хватит! — рявкнул Энрике. — Все вон отсюда! Я хочу остаться наедине с сестрой.

Бельтран де ла Куэва вывел за дверь Жуану, которая успела бросить в мою сторону злобный взгляд.

— Будьте с ней помягче, ваше величество, — прошептал Мендоса. — Помните, она пока всего лишь инфанта.

А затем я осталась одна, не в силах взглянуть в глаза сводному брату, что молча сидел передо мной. Никогда прежде я не ощущала столь остро грозящую мне опасность. Я боялась, что меня бросят в темницу и пошлют войско убить Альфонсо. Я буду опозорена, имя мое — обесчещено. Альфонсо останется в истории мятежником, предавшим единокровного брата, а мне придется либо уйти в монастырь, либо выйти замуж в другой стране и навеки покинуть Кастилию.

Энрике снова вздохнул, протяжно и с тоской, и я подняла взгляд. Его выпуклые глаза были полны слез, голос дрожал.

— Поклянись, — сказал он, — что ты ничего не знала. Поклянись, что не участвовала в этом позоре ни словом, ни делом.

— Клянусь, — прошептала я.

Король долго смотрел на меня, затем проговорил:

— Она хочет, чтобы я заключил тебя в тюрьму. Говорит, что вы с Альфонсо — отродье волчицы, всегда желавшей моей смерти. Это правда? Ты хочешь, чтобы твой брат стал королем Кастилии вместо меня?

У меня перехватило дыхание. Я не могла рассказать ему о том яде, который годами изливала на него моя мать, или о том, как я сама разрывалась между любовью к Альфонсо и преданностью королю. Я пыталась найти ответ, но передо мной лишь разверзалась ревущая бездна, пока я вдруг не услышала собственный голос:

— Вы мой монарх и повелитель, помазанный Богом на царство. Я никогда не осмелилась бы оспаривать волю Божью.

Он вздрогнул, словно мои слова его обожгли.

— Похоже, ты не столь невинна, как говорят. Даже ты знаешь, у кого есть права, а у кого их нет.

Почти не чувствуя боли в коленях, я смотрела, как он встает и подходит к окну. Он откинул занавески, и комнату залил свет вечернего солнца.

— Как думаешь, она моя? — вдруг спросил он.

Меня охватил страх.

— Она?.. — переспросила я, хотя и без того все поняла.

Энрике смотрел куда-то в сторону; голос его звучал негромко, будто он говорил сам с собой.