Пан. Наследница дракона - Сандра Ренье

— Прекратите немедленно! Нечестивые! Такое бесчинство на освященной земле! — прогремело за спиной у Ли.

Он оторвал губы от моей шеи и поставил меня на землю.

Перед нами стояла монахиня, красная от гнева, и яростно потрясала метлой. Ли взял меня за руку и увел прочь. Нам в спину летели проклятия. А мы растворились в городской суете.

Город был пестрый, звонкий и пахучий. Аромат свежего хлеба мешался с вонью застоялой воды, а иногда и запахом резкого парфюма. Я глядела на все как будто сквозь туман. Ли крепко сжимал мою руку. И явственнее всего до меня долетали запахи мха, фиалок и сена. Остальные воспринимались смутно. Люди оборачивались нам вслед и смотрели, конечно, на Ли. Он только дежурно улыбался. Теперь он напоминал мне замороженного Пола с его постоянно застывшим лицом.

Мы зашли в кофейню, выпили кофе, закусили медовым тортом и пошли гулять по городу. Рука в руке. На берегу реки нашли укромное место, где никто нам не мог помешать. Ли еще раз рассказал мне о защитных способностях эльфов: рычании и необычной силе. Вот, собственно, и все. Ну, еще эльфийская скорость и мелкие превращения. Магия эта далеко не всесильна. От недостатка солнечной энергии магическая сила ослабевает. Эльфы, в отличие от полуэльфов, могущественнее и искуснее в магии: они умеют меняться в размерах, вырастать или уменьшаться, стареть или молодеть, даже становиться невидимыми для человеческого глаза. Могут летать, когда уменьшаются до размеров стрекозы. Как Эмон тогда на пруду в Шервудском лесу. Ли этого не умел. Как полуэльф, он был одарен способностью карабкаться по отвесным стенам и исключительной прыгучестью. А вот превращаться в кого-то другого уже не мог.

— Люди не слышат эльфийское рычание, — говорил Ли, — ты опять-таки исключение.

— Это все благодаря нашим отношениям? — уточнила я, срывая маргаритку.

— Скорее у тебя есть особые способности, — отвечал Ли, также срывая цветок и передавая мне.

— Все тот же вопрос: кто же я? Что я за существо? — вздохнула я.

— Это неважно, Фелисити Морган, кто ты такая, — Ли обнял меня за плечи, — ты предназначена мне судьбой.

— И что это значит, мистер Фитцмор? Звучит так, будто у тебя договоренность с моим отцом, у которого ты меня покупаешь, как корову.

— Поверь мне, Морган, ты значительно ценнее коровы.

И он снова меня поцеловал.

В замок мы вернулись уже в сумерках. По коридорам бегали слуги, суетились лакеи и горничные.

— Что случилось? — Ли остановил одного из слуг.

— У княгини приступ и нервный срыв. Новый врач не смог помочь ей снадобьями из глаз угря, лягушачьей икры и свежей крови.

Слуга увидел гримасу отвращения на моем лице и продолжал:

— Княгиня терпит страшные боли. И это зелье один раз ей помогло. По крайней мере больше, чем предыдущее — из пиявок и птичьих глаз. А вы что — тоже врачи? Вы что-нибудь понимаете в лекарствах и болезнях?

Глаза и пиявки? Чем страдает эта женщина, что добровольно принимает такую дрянь?

Ли положил руку мне на плечо.

— Моя невеста просто устала и проголодалась. Можно раздобыть что-нибудь поесть?

— Ах, ваша невеста! — лакей посмотрел на меня с интересом. — А позвольте спросить… А впрочем, ладно, забудьте. Пойду поищу для вас какой-нибудь еды в этот поздний час.

Ли повлек меня по направлению к нашей комнате.

— В чем дело? — возмутилась я.

— Не знаю. Только что-то тут не так. Этот лакей собирался поинтересоваться, девственница ли ты. В последний момент спохватился и вспомнил о приличиях. Княгиня Элеонора, судя по всему, больна гораздо тяжелее, чем предполагалось.

— Она принимает такую гадость! Неудивительно, что она больна!

— Ты не поняла, Фей. В восемнадцатом веке медицина еще не развита. Это не наука, это знахарство. Считается, что болезнь некоторых внутренних органов можно исцелить с помощью этих же органов, если изготовить из них снадобье. Для этого иногда даже детей используют.

— Что? Это что, сатанизм?

— Отчасти. Церковь осуждает такие манипуляции. А люди все равно верят, что невинная душа способна изгнать злого духа или демона.

Мы пришли в маленькую гостиную, куда вскоре другой лакей и горничная принесли поднос с едой. Почему-то оба пялились на меня. Мне стало как-то тревожно. Лакей и горничная не уходили, и я не могла спросить у Ли, что творится у слуг в головах. Когда настало время ложиться спать, меня сопроводили в мою комнату, а Ли почему-то запретили входить в мои покои.

Ночь прошла спокойно. Видимо, не только у меня, но и у княгини. Наутро она чувствовала себя настолько лучше, что смогла посетить богослужение, и мы с Ли должны были ее сопровождать. Когда я последний раз была в церкви на службе, да еще на католической мессе, уже и не помню. В Вестминстерском аббатстве я бываю теперь часто, но не на богослужении.

Княгиня ценила пунктуальность. Даже сверхпунктуальность. Мы ждали ее в церкви за полчаса до назначенного времени. Кроме нескольких молящихся, здесь пока никого не было. Церковь заслуживала внимание сама по себе: барочное золото и украшения чередовались с фресками и лепниной. Кое-где видны были элементы рококо.

Посреди церкви обнаружилась лужица. Неужели в церкви протекает крыша или это по неосторожности опрокинули крестильную купель? Когда я подошла ближе, в середине лужи что-то запузырилось, как на Авалоне. Кажется, и здесь вода реагировала на меня странным образом. Судя по всему, под полом церкви бил родник и пытался пробиться наружу.

Ли этого не видел. Княгиня повисла у него на руке, как будто он был ее персональной подпоркой. Элеонора фон Шварценберг была противоположностью Элеоноры Аквитанской. Некрасива, неженственна и очевидно томима тяжким недугом. Болезнь стерла с ее лица все краски, и аристократка пыталась восполнить эту утрату румянами и угольным карандашом. Впрочем, кое-что все же объединяло ее с королевой Британии: обе немолодые дамы были в восторге от Леандера Фитцмора.

Во время мессы княгиня не отпускала Ли от себя ни на шаг. Я чувствовала себя не в своей тарелке. Надо было сослаться на головную боль и остаться в замке. Проповедь тянулась бесконечно. Меня стало клонить в сон, как в ту пору, когда я работала по ночам у маменьки в пабе. Тогда я засыпала на уроках. Вот и теперь у меня слипались веки. Почему у католиков такая длинная служба? О чем можно так долго проповедовать? Искушение… Соблазн… Тьма… Несчастье… Порочность… Погибель… Комары… Ночь… Облатка… Чечевица… Нутелла.

Когда я открыла глаза, то была в церкви одна. Прихожане исчезли. Только двое служек задували свечи. Какая досада! Отчего Ли меня не разбудил? Ах да, его же полонила мадам Тяжкий Недуг. По стене проскользнул какой-то темный силуэт. И даже служки уже ушли…

— Это ты! — обрадовалась я, узнав Тень.