Пустая - Яна Летт

Мы вышли на торговую площадь. Она оказалась абсолютно круглой и сейчас – видимо, по случаю выходного дня – была густо уставлена палатками. Мне стало трудно дышать – в прошлый раз мое посещение городской ярмарки закончилось очень плохо.

На площади было буквально яблоку негде упасть, и скоро нас с Сорокой увлекла толпа, в которой каждый, азартно сопя, мечтал первым добраться до какого-нибудь особенно жирного гуся или причудливого пряника. С непривычки меня оглушили разговоры.

– Слепой Судья закручивает гайки… И правильно!

– У меня бабку надмага вылечила. И младенца спасла…

– Ты права, дорогая. Пирог с грибами в этом году просто отменный.

– А я ей и говорю: в Уондерсмине осядешь в Портовом Котле, а хорошей работы там…

– Очень хорошая корова – но дорого, Гневный их разбери…

– Она теперь в столице – думает, может, там лечат зеленую лихорадку.

– Ничего они там не лечат.

– Смотри, она с яблоком… Кушай, миленькая.

Волей-неволей я смотрела по сторонам из-под капюшона, как завороженная. Их разговоры были мне чужды, и сама я была чужая, но теперь, когда схлынула первая паника, мне даже захотелось хоть недолго побыть частью веселой гомонящей толпы. Я собиралась сказать об этом Сороке, как вдруг сквозь толпу увидела ее.

– Сорока! Там Руна! Руна! Ее… продают?

И это действительно была Руна – белое пятнышко на угольно-черном лбу, кончик правого уха отрезан еще до того, как она стала моей.

– Ох, гнев! – Сорока тяжело вздохнул. – Ты видишь, что за цвета у той палатки? Это бродяги-кочевники. Что попадает им в руки, к хозяевам не возвращается. Досадно, конечно, но про лошадь забудь. Или у тебя есть деньги ее купить?

Денег в моем кошельке не хватило бы даже на четверть лошади.

– Не могу я бросить ее там, не попытавшись. – Я и не думала, что так разволнуюсь при виде Руны. Конечно, она была только лошадью, но преданной и умной.

– Ладно. – Сорока страдальчески закатил глаза. – Не снимай пока капюшон. Бродячие тебя не выдадут, даже если увидят… Видишь, как на них поглядывают? Им и самим тут не слишком рады. Блюстителям только дай повод кого-то выставить… Разведаю пока, где тут и что. Встретимся через полчаса у того памятника толстухе.

– Мне кажется, это медведь.

– Медведь так медведь, главное – будь вовремя, сестренка. – Сорока растворился в толпе.

Мне не сразу удалось пробиться к разноцветной палатке, у которой была привязана Руна. Палатка казалась безразмерной: сквозь прорези в пологе было видно, как смуглые люди – мужчины, женщины, дети – шумно переговариваются, бранятся, смеются. Руну никто не охранял.

Завидев меня, она громко заржала, сделала шаг ко мне, мягко ткнулась мордой в ладонь. Словно из-под земли, рядом с ней тут же возникла старуха с намотанным на голову огромным разноцветным тюрбаном, морщинистая, как изюм, ниже меня на голову, с цепким паучьим взглядом.

– Хочешь купить лошадь, деточка? Она не продается. – Голос у нее оказался под стать взгляду – как будто кто-то водил гвоздем по стеклу.

– Конечно, не продается, – сказала я, с трудом сдерживаясь, – потому что она моя. Она напугалась в лесу, убежала с вещами… Мои вещи тоже у вас? Где они?

Старуха даже в лице не изменилась – только фыркнула.

– Ты что-то путаешь, деточка. Эта лошадь у нас уже давно.

– Ничего подобного, она… – Я осеклась: старуха заглянула мне под капюшон и отшатнулась.

– Пустая, – прошептала она.

Я почувствовала, как ее запах изменился, и машинально потянулась к карману, в котором лежало синее стекло.

– Ни к чему это, дорогуша. – Опаска ушла из ее взгляда, а голос стал сладким, как карамель. – Оставь свое стеклышко в кармане – не ровен час, порежешься.

Но я достала из кармана стекло, поднесла к глазам. За плечами у старухи клубилась тьма – от тьмы пахло дождем и лесом. Она была древней, более древней, чем женщина в красном, но безобидной – лучшие ее времена были позади.

– Отдайте мою лошадь.

– Она не твоя.

– Отдайте лошадь, или я расскажу этим людям, кто вы. – Я невольно понизила голос, и старуха насмешливо улыбнулась.

– Ну давай, пустая. Тяжело тебе, должно быть, приходится, а? Не одна из нас, но и не одна из них. Люди – бессовестное племя. Как легко они отрекаются от тех, кто хоть чем-то на них не похож…

– Пусть меня выгонят из города… но с моей лошадью.

– Ну что же ты заладила: лошадь, лошадь! – Старуха скорчила жалостливую гримасу, и зеленый полог за ее плечами всколыхнуло ветром, как крыло. – Думаешь, тебе она нужнее, чем немощной старушке? Я древнее, чем эта площадь, девчонка… Мне не пристало ходить пешком.

– Я хочу…

– А! – Старуха ткнула костлявым коричневым пальцем мне в грудь. – Ладно. Раз ты так упряма, предлагаю сделку. Лошадь останется у меня – но я назову тебе имя. Знаю, что одно у тебя уже есть.

В животе стало пусто и легко.

– Имя?

– Верно. Тебе уже назвали имя женщины… – Глаза старухи странно блеснули, и, сама не знаю как, я твердо поняла, что прямо сейчас она различает незримое. – Вспомни. Ведь оно звучало совсем недавно… Из уст такой же, как я, не правда ли?

«Малли Бликвуд. Интересно, жива ли еще пройдоха, перебежчица, спасла ли ее лисья хитрость?»

– …Я могу дать еще одно. Имя человека, причастного к твоей беде. Взамен – лошадь. По рукам?

Я провела ладонью по блестящей и теплой шее Руны.

– «Причастного к моей беде?»

Старуха пожевала губами и нехотя добавила:

– Кто имеет прямое отношение к тому, что с тобой случилось.

– Того, кто сделал меня пустой?

Старуха беспечно пожала плечами:

– Быть может. Мне дано узреть имена причастных – как именно они причастны, выясняй сама.

Я увидела, как прямо ко мне сквозь толпу торопливо пробирается Сорока, с любопытством поглядывая по сторонам, и быстро сказала:

– Хорошо. Забирай лошадь. Давай имя.

Глаза старухи блеснули торжеством.

– Умница пустая. Выгодная сделка… Вот твое имя – не потеряй. Джонован Вайс.

Я прошептала имя себе под нос, чтобы лучше запомнить.

– Удачи! – пропела старуха. Руна негромко, печально заржала – но я ничего не могла поделать. Старуха увела ее за шатер.

– Привет! – Сорока наконец пробился ко мне. Он запыхался, но выглядел довольным. – Прости, что не стал дожидаться тебя на месте встречи… Как дела?

– Не вышло, – пробормотала я. – Как ты и сказал.

– Досадно. – Особенно расстроенным он не выглядел. – Но предсказуемо. Так… Алисса, иди вон туда – к столбу, где мы должны были встретиться. Подожди с минуту и снимай капюшон. Встретимся на выходе из города – там, где оставили вещи.