Академия Стихий. Покорение Огня - Анна Гаврилова

Гадкое воображение мгновенно встрепенулось и подкинуло соответствующую картинку, виденную в Интернете, а я вздрогнула, сглотнула и мысленно застонала.

Нет! Нет и еще раз нет! Я не хочу, чтобы меня шлепали в игровой комнате! Может, я и мазохистка, но не до такой степени! И мечтать о подобном я тоже не желаю!

А Глун…

Я видела его фантазии, они вполне традиционны, то есть настоящим… хм… доминантом Эмиль не является. Однако это не отменяет того факта, что норриец – садист! Пусть моральный, но все-таки.

И, учитывая мою выявленную склонность… Скажем так, это все равно что поселить алкоголика в полушаге от винного завода. Если я буду потакать своим симпатиям к Глуну, то склонность моя будет лишь усиливаться. А там и до плеток недалеко. А оно мне надо?

Следовательно, любовь эту нужно прекратить. Задушить, пока корни не пустила!

И, пусть у меня сейчас бабочки, причем, кажется, не только в животе, но и во многих других частях тела порхают, но с задачей я справлюсь. Я выжила в Академии Стихий, а в сравнении с этим нынешняя задача – пустяк.

Остаток дня прошел в целом неплохо. Единственное, что всерьез раздражало, – это ускользающий от возмездия Каст. Ну и Дорс чуточку расстроить умудрился – король факультета Воды обсмеял мои претензии, связанные с запущенным рыжиком слухом.

На резонный вопрос: «Почему я узнаю все от Таузы и фактически последней, вместо того чтобы узнать все первой и от тебя?» – парень пожал плечами и сказал не без подколки:

– Крошка, ну разве это новости? И вообще, что здесь особенного? В Глуна добрая половина девчонок вашего факультета влюблена. Не ты первая, не ты последняя.

Насчет «доброй половины» Дорс, кстати, ошибался – поклонниц у ядовитого декана было не так уж много. В действительности по нему лишь первокурсницы сохли, и количество фанаток неуклонно сокращалось.

Причины? Гадкий характер, разумеется! Ну и полное равнодушие со стороны самого Глуна, как понимаю.

Но не это важно. А то, что на Дорса я в итоге разобиделась и за ужином разговаривала лишь с Таузой и Луиром, подчеркнуто игнорируя «величество».

Правда, Дорса мой демарш не впечатлил – водник жевал и посмеивался. И после какого-то из этих бесчисленных смешков я чуть не подавилась, сообразив, что молчал мой зеленоглазый друг с умыслом. В нем просто любовь к сводничеству взыграла!

Ведь это классический ход, которым и я однажды в случае с одной из подруг воспользовалась. Говоришь всем, мол, человек кого-то любит, и тому не остается ничего иного, как, перебесившись, задуматься о своих чувствах.

Вот и я о своем отношении к Эмилю по следам сплетен задумалась, и… Черт. Нет. Не надо о грустном.

И вообще, в данном случае интереснее другое – Каст точно сам глупость про наш разрыв выдумал? Или мне стоит придушить не только огневика, но и кое-кого еще? Кое-кого зеленоглазого, из числа «синих»?

Еще на ужине я обратила внимание на Селену. Воздушница с кукольным личиком и повадками змеищи выглядела несколько подавленно. Меня эта подавленность совершенно не тронула, из чего сделала вывод, что действительно стала жестче. Жизнь на Поларе реально на характер влияет.

Ну а после ужина, когда я вернулась на чердак и, окинув пространство взглядом, пришла к выводу, что следующий раунд паковки чемоданов лучше отложить на завтра, ибо уже подташнивает от этого дела, раздался стук в дверь.

Дверного глазка у меня не было, зато имелся твир, к которому я и обратилась.

– Кузь, кто пришел? – спросила я.

«Котик» повел себя нетипично – заметно потупился, после тряхнул ушами-локаторами и, вздернув подбородок, заявил:

– Глу-ун.

Тут же развернулся, гордо прошествовал к дивану, запрыгнул на мягкие, хоть и потертые подушки, свернулся клубком и притворился спящим.

На фоне реакции твира собственная реакция получилась несколько смазанной. Я попросту не обратила внимания на то, что сердце забилось чаще, мысли застелил легкий туман, а по телу прокатилась волна слабости.

Но возможности расспросить Кузю мне не дали – стук повторился и прозвучал куда настойчивей, нежели пару минут назад. Вздохнув и мысленно пожелав себе удачи, я отправилась встречать декана.

Эмиль был одет в «гражданское» – то есть никакой форменной мантии, вместо нее рубашка, черные штаны и мягкие домашние туфли. Свеж, словно только что из душа вышел, и даже выбрит. А в руках держал нечто похожее на свернутый в трубочку ватман.

Дополнительный штрих – Глун явно пребывал не в лучшем настроении, но я не могла не отметить, что, увидев меня, чуточку смягчился.

Никаких фамильярностей из серии объятий и поцелуев Эмиль себе не позволил. Он шагнул на чердак и, прикрыв тяжелую створку, замер. Просто стоял, смотрел и молчал. И лишь в уголках его губ таилась улыбка.

Я тоже стояла, тоже смотрела и молчала, яростно уговаривая свое сердце стучать потише. Но сердце, зараза такая, не слушалось – у него, видите ли, любовь приключилась!

Кажется, прошла целая вечность, прежде чем Глун сказал:

– Добрый вечер.

– Добрый, – ответила я и сама удивилась, насколько ровно прозвучал голос.

И тут же отступила в сторону – не приглашая, а так… Ведь совершенно ясно, что прямо сейчас норриец не уйдет, даже если выгонять стану. А еще понятно – Глун пришел к Кракозябру, а «ватман» явно как-то со схемой переселения связан.

Однако вопреки моим ожиданиям Глун первым делом не к зеркалу, а к дивану устремился. А приблизившись, спросил подчеркнуто ровным тоном:

– И как это понимать?

Обращался он к Кузьме, а «котик», разумеется, все слышал. Вот только среагировал крайне своеобразно: ушастый лис приоткрыл один глаз, сладко зевнул, после поднялся, повернулся попой и улегся снова.

Ответом на сей явно недружественный жест стало гробовое молчание.

– Мм-м… А что происходит? – чувствуя в воздухе запах ссоры, осторожно спросила я.

– Ничего, – выдержав паузу, ответил Глун и вот теперь действительно поспешил к Зябе. Вернее к Краку, как он его называл.

Удивительно, но на появление Эмиля монстр чешуйчатый среагировал сразу, в то время как со мной, не считая утра, даже словом не перемолвился. Жутко хотелось приревновать и нарычать на обоих, но я все-таки сдержалась. А дабы не стоять и не таращиться, отправилась к письменному столу делать домашку.

Угу, нам в кои-то веки что-то задали – мне предстояло перерисовать в тетрадь несколько таблиц. Вот только сосредоточиться на домашке оказалось крайне сложно, потому что шпион норрийский расстелил на полу перед зеркалом ватман, где действительно схема изображалась, и завел тихую беседу с призраком.

В процессе Эмиль то и дело указывал на разные части схемы, пояснял. Потом у них завязался некий спор, который заставил Кузю спрыгнуть с дивана и с самым гордым видом… присоединиться к компании.