Присяжные обречены - Кэрол О’Коннелл

Рикер отлично знал это чувство.

Тогда с этим делом ему помогала Джо, будучи еще стажером. Помнил Рикер и эту маленькую девочку, ставшую невольной свидетельницей избиения матери и смерти отца. Как она изменилась! В ту ночь от ее взгляда все перевернулась у него внутри: она напомнила ему маленькую Кэти Мэллори.

Еще в те дни, когда Рикер мог называть своего партнера по имени, Кэти, так рано потерявшая семью и оставшаяся без крыши над головой, предпочитала справляться со своими душевными ранами одна, считая, что ее прошлое касается только ее. Она никогда не плакала, не жаловалась, даже будучи ребенком. Кэти не смогла пережить это без последствий, девочка же, которая стояла сейчас перед Рикером, понемногу возвращалась в мир людей. Из ее взгляда исчезла подозрительность и недетская серьезность, она весело улыбалась. Джо отлично поработала. Как жаль, что не было тогда такого талантливого доктора, чтобы возвратить к нормальной жизни маленькую Кэти.

Пока Рикер восхищенно наблюдал за исцеленной девочкой, ее мать рассыпалась в благодарности за то, что Компания по очистке места преступления так любезно организовала для них группу терапии. Еще несколько недель назад Мэллори выяснила, чем они занимались в этом офисе, Рикер же узнал об этом только сейчас. Одной загадкой стало меньше: Джо работала с убийствами, чтобы иметь возможность помогать родственникам жертвы или невольным свидетелям, получившим психологическую травму.

Как же разочарована была Мэллори, не найдя в действиях Джо погони за незаконной наживой. Джо предоставляла свои услуги совершенно бесплатно, и это исключало всякую возможность денежной выгоды. Но даже благотворительности Мэллори могла найти свое зловещее объяснение. Она была уверена, что это – самопожертвование, расплата за грехи. Рикер вдруг понял смысл недавнего ядовитого замечания Мэллори: скоро Джоанна Аполло станет мыть ноги прокаженным – спрашивается, искупая какую вину?

Мать с ребенком исчезли за дверью, откуда раздавалась убаюкивающая речь Джо. Казалось, ее голос способен излечивать раны. Рикер закрыл глаза, он хотел остаться наедине с этим проникновенным голосом.

Мэллори спрятала шпильку в задний карман джинсов и толкнула дверь в квартиру Рикера. Ее первым желанием было открыть окно, но Рикер мог почувствовать отсутствие спертого запаха табачного дыма и остатков испорченной еды. Сильнее этого желания Мэллори испытала отвращение и почти жизненную необходимость навести порядок в этом адском бардаке. Но следуя интуиции, которая подсказывала не доверять Рикеру, Мэллори направилась к камину, где и нашла улики против своего напарника. Среди золы она увидела обугленные клочки бумаги.

Записи доктора Аполло? Может, какие-то из этих страниц смогли бы объяснить непонятную приписку Рикера насчет вина.

Занятно, но это не вписывалось в планы, в ее планы. Похоже, Рикер играл в другую игру. Как еще объяснить клочки сожженной бумаги в камине? Это было похоже на нечестную игру в шахматы, которые Рикер обожал… когда-то. За время своих частых вторжений в эту квартиру Мэллори перерыла все вещи, но так и не нашла шахматной доски. Она еще хранила воспоминания о той, которую он выбросил, и ей было интересно, появилась ли у него новая. Видимо, с тех давних пор Рикер так ни разу и не играл в шахматы, и Мэллори иногда задавала себе вопрос, не из-за нее ли.

Поскольку Хелен и инспектор Луи Марковиц служили в полиции, большинство сиделок их приемной дочери тоже были полицейскими. Эксперименты с милыми старушками и молодыми нянями оканчивались плачевно: никто не мог справиться с несносной десятилетней разбойницей, в прошлом маленькой уличной воровкой, все детство скитавшейся по улицам. Из всех полицейских, которые сидели с ней, в памяти Мэллори остался один – Рикер. Именно он научил ее сидеть смирно часами, научил ее играть в шахматы. Маленькая Кэти обожала эту игру, но ненавидела проигрывать. Она разрабатывала целые планы, чтобы отвлечь его и обмануть. Однажды вечером его рука оказалась быстрее, он поймал ее маленький кулачок, в котором она не успела спрятать украденную пешку, только что помешавшую ей съесть ферзя Рикера.

– Тебе это нравится, да, малышка? – Рикер больше не заговорил с ней в тот вечер. Он взял нож для писем и нацарапал на дешевой пластиковой пешке букву «К», которая должна была означать «Кэти». Он поставил эту пешку на каминную полку, а остальные выбросил в помойку вместе с доской. Больше они об этом не говорили. Не было ни наказания, ни нравоучений, ничего, только молчание. И никогда Рикер не сказал об этом ее приемным родителям.

Тайны имеют собственную силу.

В течение недели, перед тем как уснуть, Кэти постоянно думала об этой пешке на каминной полке Рикера. Нет, она не чувствовала вины за собой, была не способна, просто его поступок озадачил ее. Она не переставала теряться в догадках. Наконец маленькая Кэти купила новую шахматную доску. Не украла, а честно заплатила. Каждый день после школы она шла в участок, расставляла фигуры и ждала. Через три дня Рикер наконец вышел к ней.

В тот день она проиграла, потом еще раз и еще. Целую неделю она проигрывала каждую партию, пока наконец не победила. А потом, пока Рикер был на работе, она залезла к нему в квартиру и украла пешку. До сих пор она хранилась у Мэллори где-то в маленькой коробочке в самом дальнем углу шкафа вместе с остальными сокровищами ее детства – бейсбольными карточками и вещицами, украденными из магазинов.

За время ее полицейской службы голос Рикера, словно голос совести, не раз звучал в ее голове:

– Тебе это нравится, да, малышка?

Да. Да, ей это нравилось. Она обожала выигрывать и никогда не прятала улики, которые противоречили ее теориям. Она выигрывала, потому что хорошо умела играть и потому что не считала преступлением вламываться в чужие дома, незаконно проникать в базы данных и врать, врать, как сумасшедшая. Но она никогда не уничтожала улики.

Мэллори еще раз бросила взгляд на обугленные клочки бумаги в камине.

Все это вполне объяснимо, ведь Рикер сейчас немного не в себе, и во всем виновата эта Аполло. Да, это ее вина. Мэллори уверенно кивнула головой, упрямо отгоняя мысль, что она обманывает себя, желая оправдать Рикера.

Через час, дождавшись, пока выйдет последний пациент, Рикер вошел в комнату, чтобы застать психиатра врасплох. На столах стояли бумажные стаканчики из-под кофе, пепельницы, валялись бумажные носовые платки. Джо предстала перед ним в совершенно другом качестве. Пока он шел за ней, его внимание поглощали неимоверной длины тонкие капроновые чулки под короткой юбкой и эти волнующие высокие шпильки. Сейчас он смотрел на ее лицо, на темную бордовую помаду. Помада смутила его: раньше он никогда не видел Джо накрашенной.

– Привет, Джо.

Она задвигала металлические стулья, но услышав его голос, обернулась. В ее взгляде читалось чувство вины. Джоанна опустила голову и сложила руки, словно в молитве, словно прося прощения за свои грехи. Напарнику Рикера понравилась бы эта сцена, но не ему. Рикера раздирали противоречия. Находиться с Джо в одной комнате всегда было счастьем, но сегодня в его душу закралось подозрение – ядовитое влияние Мэллори.