Боже мой, какая прелесть! - Оксана Обухова

– Да. Я…

– Вы двоюродная сестра Антона?

В тоне мужчины мне послышалось недоверие, и я быстро внесла корректировку:

– Ну, не совсем двоюродная… так, седьмая вода на киселе. – Кто ж их знает этих сестер?! Вдруг Ан тон единственный ребенок во всем семействе? А я тут вру, скоро совсем запутаюсь и завалю все дело с самого начала. Нелишним будет добавить конкретики: – Понимаете, у нас в семье произошла трагедия, погибла Лиза…

– Я знаю, – вновь перебил мужчина. – Антон мне звонил.

– Вам?! – Я только что не присела от неожиданности.

– Мне, – кивнул собеседник с клюшкой. – Я его тренер. Владимир Яковлевич.

– Какое счастье! – совершенно искренне выдохнула я.

Так не бывает. Едва пройдя в ворота огромного спортивного комплекса, я сразу, через тридцать секунд, наткнулась на нужного человека. Так не бывает.

Что это? Компенсация за полугодовые несчастья? Судьба смилостивилась и решила: хватит Саше пинки раздавать, пора осыпать благоденствиями?..

Сначала совершенно своевременный звонок Рубпольского и сообщение об аресте нотариуса, теперь случайная встреча… А ведь я готовилась язык о зубы стереть, добиваясь сначала фамилии тренера, потом разыскивая его, потом вымаливая у него телефоны ребят, потом…

Так не бывает. Если только в сериалах.

Облегчение, так явно выразившееся в моем голосе, отчего-то обеспокоило тренера:

– У вас что-то еще случилось? Что-то с мамой Антона?

– Да, – не стала уклоняться я. – Ирина Викторовна в больнице. – Какое счастье, что Коновалов так детально пугал меня осведомленностью! Теперь я хотя бы знаю, как зовут маму Антона! А то сама не догадалась об этом спросить и сейчас прокололась бы на первой минуте… – За ней Маша ухаживает, а меня прислали сюда.

Не знаю, слышал ли Владимир Яковлевич о тете Маше, но последнее недоверие исчезло. Тренер сунул клюшку под мышку, достал из нагрудного кармана рубашки сотовый телефон и, подслеповато щурясь, отвел руку далеко вперед и принялся копаться в его телефонной памяти.

– Так, так, так, – бормотал он. – Если Антон к кому и поехал, так это к Кириллу…

– Или к Макару, – быстро вставила я.

Вчера, когда мы ехали к дому Лизы, я отвлекала Антона от грустных мыслей расспросами о команде, и чаще всех звучало имя Макар.

– Кирилл Макаров, – кивнул тренер. – Макар – это прозвище. – И произнес уже в трубку: – Кирилл? Это Владимир Яковлевич. Ты Антона сего дня не видел?.. Ах, у тебя! Только что приехал! А ну-ка, дай ему трубочку. Я в свою очередь протянула к тренерскому телефону цепкую ладошку, но тот увернулся, отгораживаясь от меня плечом:

– Антон! Как дела? Тут к тебе родственница из Ярославля приехала… Какая? – И мне: – Как вас зовут?

– Антон! – закричала я, максимально приблизившись к тренерскому уху. – Это Саша Пряхина! Я тебя ищу!

Антон, по всей видимости, позволил Владимиру Яковлевичу передать мне трубку, и дальше мы разговаривали уже без посредников.

– Алло, Антон! Это я! Как у тебя дела?!

– Нормально, – тихо и настороженно ответил мальчик, но я, войдя в возбуждение, продолжила орать, как деревенская бабка, впервые разговаривающая по телефону:

– Ты где сейчас?! Я к тебе приеду!

Антон замолчал на какое-то время, потом шепнул:

– А ты одна?

– Да, да, я одна! Все в порядке!

– Они… они тебя отпустили?

– Ты молодец, ты все правильно сделал! Я сейчас к тебе приеду! Я одна и сейчас к тебе приеду!

В последней фразе ключевым словом было одна.

Ведь не могла же я при тренере вопить: «Ты молодец, что удрал, я тоже в безопасности, и руки-ноги мне не переломали».

– Хорошо, – буркнул хоккеистик и обратился к кому-то, судя по всему стоящему рядом: – Как называется ваша улица?

Слушая Антона, повторяя каждую привязку к местности, я радостно вопила:

– Так, метро «Сокол»! Как выхожу на улицу…

– Я вас отвезу, – быстро вставил тренер, и после этого предложения я абсолютно уверовала в удачу. Пусть от ледового дворца ЦСКА до «Сокола» рукой подать, пусть я надеялась проскочить мимо «ягуара» тайными тропами, но такое везение бывает только раз в жизни!

И то не у всех.

…В приличном кондиционированном «ниссане» Владимира Яковлевича я сползла вниз по сиденью рядом с водителем и сделала вид, что расстегнулась босоножка.

Не знаю, караулили ли меня на выезде, но, когда «ниссан» вписался в поток машин, никакой «ягуар» не пристроился нам в хвост. Мы – проскочили.

Владимир Яковлевич развлекал меня в дороге разговорами и через несколько минут позволил догадаться: отвозя меня к Антону, тренер имел свой мелкошкурный интерес.

– Вы скажите Антону, что пропускать предсезонку негоже, – увещевал детский тренер. – У нас скоро турнир на выезде, потеряет форму, потом не догонит.

– А вы разработайте для него индивидуальную программу, – глядя в боковое зеркальце, буркнула я.

– Да-да, конечно, – тут же согласился Владимир Яковлевич. – Такая трагедия. Лиза была заботливой тетей… А похороны когда?

– Еще не знаю, – не отрываясь от зеркала и ища в нем признаки «ягуара», отговорилась я.

– Вы позволите мне подняться вместе с вами и поговорить с Антоном? – мелкошкурно упорствовал тренер.

«Неужели Антошка такой хороший хоккеист, что его словно телка выпасают?!» – поразилась я. Развернулась лицом к водителю и укоризненно произнесла:

– Владимир Яковлевич, неужели вы думаете, что сейчас Антону до разговоров о тренировках? Лиза погибла практически на его глазах…

– Да-да, – скуксился тренер, – я понимаю. И все же. Вы не затягивайте. Предсезонка – это, знаете ли, важно…

Кирилл Макаров жил в новом щегольском доме с башенками, эркерами, прочими кандибоберами и охраняемым турникетом на въезде.

Владимир Яковлевич подвез меня к шлагбауму, остановился и с виноватым выражением лица спросил:

– А может, я все же поднимусь? Выражу соболезнования, так сказать…

– Я передам ваши соболезнования, Владимир Яковлевич, – положа руку на волосатое запястье, оплетающее руль, сказала я. Хороший тренер всегда бьется за перспективного игрока. – Спасибо вам за все, но простите. До свидания. Нам сейчас не до соболезнований, правда.

– Ну, как хотите, – слегка обиделся тренер, я снова повторила:

– Простите, – и вышла из машины.

Красивую, обшитую деревом по железу дверь мне открыл высокий симпатичный брюнет лет тридцати пяти.

Внимательно разглядывая меня яркими голубыми глазами, он перегораживал вход и ждал, когда я хоть что-нибудь скажу.