Всегда летальный диагноз - Михаил Серегин

Сворачивая с Ленинградского шоссе на улицу Маяковского, Чехов сказал:

– За мостом через железную дорогу должен быть двухэтажный дом барачного типа. Последний подъезд, первый этаж… Смотри внимательно!

Мы проехали мимо темных кварталов с редкими светящимися окнами и одиноко мигающими светофорами. Неожиданно откуда-то сзади накатился истошный вой сирены, и нас обогнала на полной скорости пожарная машина с мелькающим на крыше огоньком. Не успели мы проводить взглядом умчавшихся в темноту пожарных, как жалобный звук сирены возник снова. Тревожный свет фар пронзил салон «Москвича», и следом за красной машиной проскочила белая машина «Скорой помощи».

– Не нравится мне это, Володя! – сказал Чехов неприятным голосом.

Я промолчал, но в душе появилось странное ощущение бессилия и неотвратимости. Уже подъезжая к мосту, мы увидели за железнодорожным полотном зарево пожара. Чехов стиснул зубы и прибавил газу. Мы проскочили мост и поняли, что оправдываются самые худшие предчувствия.

Слева от шоссе мы увидели приземистый двухэтажный дом. Из окон первого этажа в дальнем конце здания вырывались языки пламени. Возле дома колыхалась людская толпа и мигали синие огни машин. Пожарники уже разворачивали рукав.

Чехов остановил «Москвич» на обочине и выскочил из машины. Я последовал за ним. Мы подбежали к горящему дому и присоединились к толпе взволнованных зевак, большинство из которых были жильцами этого самого дома.

Заработал насос пожарной машины, и ревущая струя воды ударила в пылающие окна. Мы протискались поближе к месту событий. Чехов напряженно всматривался в испуганные лица окружавших нас людей, а потом схватил за плечо какого-то мужика, у которого прямо на голое тело было наброшено осеннее пальто.

– Там в огне люди есть? – требовательно спросил он.

Мужик повернул к нему ошеломленное лицо и, заикаясь, сказал:

– Н-не з-знаю! Я с-спал уж-же… Вд-друг – бах! Ч-ч-чувствую, паленым п-пахнет… Г-гляжу, а это под нами!

Он еще что-то бормотал, горячась и размахивая руками, но Чехов уже не слушал его.

– Кажется, нас опередили, Володя! – разочарованно заявил он.

– И нас действительно опередили, – сказал я на следующий день Марине, когда пришел навестить ее после обеда. – Мы с Чеховым дождались, когда потушат пожар. Пострадал один человек. По рассказам жильцов, он снимал комнату на первом этаже. Именно в этой комнате произошло возгорание. Человек этот выглядел так, словно возгорание началось с него.

– И вы полагаете, что это был…

– Хотя вместо лица у него осталась лишь головешка, – сказал я, – Чехов уверен, что это наверняка был твой приятель Краснов…

– Бедный Григорий! – вздохнула Марина. – Недаром его так мало волновала собственная внешность. Он будто чувствовал, что она ему больше не понадобится…

Сегодня она выглядела гораздо лучше, да и постельный режим уже не старалась соблюдать. По словам Марины, процедуры, которые она получала, творили чудеса. Приходилось верить ей на слово. Однако я заметил, что резкие движения причиняют ей некоторую боль.

– Послезавтра еще одна операция, – напомнила она. – Но это почти не вызывает у меня теперь беспокойства. Может быть, здесь не все чисто, но дело свое эти ребята знают.

– Насчет ребят не знаю, – заметил я. – Но девчата здесь точно бойкие. Тебе не приходилось иметь дела с медсестрой по фамилии Малиновская? Такая жгучая брюнетка с колдовскими глазами? Та самая, за которой я немного следил…

Марина покачала головой.

– По-моему, я даже не видела… Но ты как-то вскользь упомянул о своем наблюдении… Надеюсь, в своем любопытстве к этой особе ты не перешагнул границы благоразумия?

– Увы, перешагнул, – печально покачал я головой. – Я имел глупость напрямую спросить ее о Краснове, и в ту же ночь он отправился на тот свет.

О том погроме, который я учинил в пивной, я решил Марине не рассказывать. В конце концов, у мужчин тоже могут быть свои маленькие тайны. Зато я поделился с ней своими планами на ближайшую ночь.

– Понимаешь, все действующие лица ночного убийства на автостоянке мертвы, – сказал я. – Медсестра тоже исчезла. По крайней мере, здесь ее сегодня не было. У меня возникла мысль побеседовать с тем забинтованным типом, который прячется в «блатной» палате. Я рассчитываю сделать это ночью, чтобы нам никто не помешал. Отсижусь здесь, у тебя в туалете, пока не стемнеет, а потом проберусь в оперблок. Чехов снабдил меня великолепным набором отмычек. Ну как – прекрасная идея?

– М-да… – с сомнением в голосе протянула Марина. – Представляешь, что будет, если тебя поймают?

– Я буду очень осторожен, – пообещал я.

– А как же белый халат? – спросила Марина. – Ты же должен сдать его в раздевалку в обмен на свой плащ?

– Халат я захватил свой, – объяснил я. – А плащ оставил в машине Юрия Николаевича. Он будет караулить меня на автостоянке.

– С ума сойти! – ужаснулась Марина. – Неужели всю ночь?

– Ну, он подъедет к вечеру, – объяснил я. – А ждать будет до тех пор, пока мы не придем к какому-то результату. Может быть, загадочный пациент не будет тянуть резину и сразу раскроет нам свою тайну?

– Послушай, а ты не боишься, что он может попросту наброситься на тебя? – с беспокойством спросила Марина.

– Не волнуйся, я видел его в коридоре, – снисходительно сообщил я. – Против меня он мелковат.

– Все равно мне не нравится эта затея! – решительно сказала Марина.

Мне так не казалось. Привычный охотничий азарт охватил меня и требовал разрядки. Тем более ничего опасного или сложного в планируемой акции я не видел. В худшем случае меня выставили бы с треском из больницы – я полагал, что даже в милицию меня вряд ли бы стали сдавать.

Было бы нелишним понаблюдать за «блатной» палатой днем, чтобы определить, кто еще из персонала связан с ней напрямую. Но в таком узком и спаянном кругу проделать это было невероятно сложно – я мог спугнуть злоумышленников. Вполне возможно, что кто-то из них незаметно наблюдает за мной.

Поэтому я терпеливо дождался вечера, отсиживаясь на краю небольшой сидячей ванны. Предосторожность была нелишней, так как в палату несколько раз заглядывала медсестра, а однажды – перед концом смены – зашел сам доктор Маслов, который интересовался самочувствием Марины и ее аппетитом.

Она отвечала, едва сдерживая смех, вероятно, представляя ту немую сцену, которая возникла бы, если Маслову вдруг пришло в голову заглянуть в ванную комнату. Но он, видимо, счел веселость пациентки свидетельством ее выздоровления и, удовлетворенный, ушел.

Около восьми часов вечера, после ужина, началась раздача лекарств. Появилась медсестра с передвижным столиком, но не одна, а в сопровождении дежурного доктора. Он тоже задал Марине вопрос о самочувствии, причем по его тону у меня сложилось впечатление, что доктор этот – человек новый. То же самое пришло в голову и Марине.