Эпоха рыцарства в истории Англии - Артур Брайант

Насколько исчерпывающими и широко распространенными были дела quo warranto, – рассматривавшие не только крупные, но и мелкие нарушения юридических прав короны, – можно узнать из предписания, посланного несколькими годами позже констеблю Бристольского замка. «Для королевской надобности, по праву и древней привилегии короля, должно предоставить по два морских угря с каждой лодки, доставившей на продажу свежих угрей в королевский город Бристоль, по восемь хеков с каждой лодки, доставившей свежих хеков, по восемь пикш с каждого судна, доставившего свежую пикшу, по восемь камбал с судна, доставившего свежих камбал, и по четыре ската с каждого судна, доставившего свежих скатов. А если кто забудет свою верность королю и воздержится от выплат... господин наш король назначил возлюбленных и верных Ральфа Хенгемского и Николаса Степлтонского задавать под присягой вопросы честным и законопослушным людям Бристоля, дабы узнать правду о тех, кто лишил короля сколько и какого рода рыбы и каким образом»[127].

Такие расследования королевских судей держали всех в напряжении в последующие несколько лет. Один возмущенный магнат, граф Суррея де Уорен, требовавший некоторых иммунитетов для своего титула, говорят, обнажил свой старый заржавевший меч в суде, восклицая: «Вот мое основание! Мои предки прибыли вместе с Вильгельмом Бастардом и завоевали эти земли этим мечом. С его [меча] же помощью я защищу земли от всех захватчиков!» Именно это волновало короля, он не столько пытался лишить могущественных подданных их привилегий, сколько удержать их от желания прибегнуть к иным основаниям, вместо королевского разрешения. При этом его юристы насаждали свои требования слишком жестко, говоря, что время никогда не может повернуться против короны и никакой обычай, каким бы древним он ни был, не может использоваться без хартии его подтверждающей. Пажи при дворе, сыновья аристократов, чьи права находились под таким тщательным рассмотрением короны, выразили чувства своих отцов в песне:

* * *

Эдуарду предстояло расколоть куда более крепкий орешек, чем частные юрисдикции его лордов. В то время когда верили, что только Церковь стоит между человечеством и проклятием, защита ее привилегий была делом каждого. Люди относились к ней так, как сейчас патриоты относятся к своей стране. За прошедшее столетие Церковь достигла пика своего могущества. Претендуя на всю «полноту власти» над земными правителями, папы уничтожили своих соперников, германских императоров «Священной Римской империи», оставив им только призрачную власть над тевтонским севером. Они непосредственно управляли частью Италии и оказывали сильное влияние на остальные территории Апеннинского полуострова – самую богатую и густо населенную область Европы. Арагонское, Английское, Сицилийское, Португальское, Венгерское и Болгарское королевства были их номинальными фьефами и платили дань. Даже патриарх Греческой православной церкви признал сюзеренитет Ватикана в обмен на то, что папа удержал французского короля Сицилии от нового штурма Константинополя. «Господь даровал Петру, – провозгласил великий папа Иннокентий III, – власть не только над церковью, но и над всем миром».

Тогда как светская власть Рима росла, его духовное влияние клонилось к упадку. Империя цезарей оказалась опасным наследством. Пытаясь захватить ее, папство утратило куда более обширную империю человеческих сердец. Пока церковь довольствовалась властью над душами людей, ее господство расширялось, но как только она устремилась за их телами, оно начало сокращаться. Выход Ватикана на политическую арену сделал Церковь вместо судьи соперником князей. Церковь так часто использовала оружие религии в мирских интересах, что эффект от его воздействия притупился, а репутация духовенства оказалась запятнанной.

Из-за опрометчивых отлучений своих политических противников Святой престол сузил и обесценил концепцию Церкви как вселенского братства, зиждившегося на принципах любви и служения Христу. Великая евангелическая организация, которая научила невежественные готские племена правлению, основанному на мире и справедливости, теперь, в погоне за преходящими и – по ее собственной непреложной оценке – тривиальными ценностями разделила королевства Запада, вместо того, чтобы объединить их. Армии и чернь, которые она использовала, чтобы проводить свою светскую политику, провоцировали войны и восстания в итальянских городах и способствовали раздробленности Германии. Ее банкиры и юристы, взимающие пошлины с церковных доходов каждого государства, стали главными сборщиками налогов в Европе. Даже всеобщий благоговейный трепет, который внушал престол Святого Петра, не мог остановить растущую волну негодования, вызванного тем, что деньги национальных церквей шли на оплату нужд расточительного папского двора и его часто безответственных и отсутствующих представителей. В одно время семь английских аббатств, включая Крайст Чеч и Кентербери, были отлучены папой за долги; двадцать восемь из пятидесяти пребенд Солсбери находились в руках сторонних людей, только трое из них постоянно проживали там.

Эдуард был благочестивым и набожным государем – крестоносцем, другом Святого престола, покровителем монастырей и церквей. Он любил совершать паломничества и часто принимал участие в религиозных шествиях и службах. По возвращении из Уэльса он сразу же отправился на освящение перестроенного Нориджского собора, а также помогал переносить останки короля Артура и его королевы в новую усыпальницу перед высоким алтарем Гластонбери. Когда во время этих церемоний его судьи посягнули на права аббатства, попытавшись держать суд в его пределах, король сразу же приказал суду переместиться в менее благословенные земли и передать полномочия аббату, отдав на милосердное правосудие Церкви заключенного, совершившего непростительный грех: нарушившего «королевский мир», подняв нож на его телохранителя.

Однако Эдуард не допустил бы диктата священников и не позволил им вмешиваться в свои собственные правовые дела. Будучи помазанником Божьим, сыном и племянником двух наиболее благочестивых государей эпохи, он считал себя официальным защитником Церкви в Англии. В 1278 году, спустя год после валлийской войны, Роберт Килуордби, монах-доминиканец и ученый, последние шесть лет занимавший пост архиепископа Кентерберийского, отказался от своего престола ради кардинальской мантии. Чтобы сблизить управление Церковью и государством, Эдуард использовал королевскую прерогативу и приказал кентерберийским монахам избрать вместо него канцлера Бернелла (ранее такая попытка, когда он еще был принцем, не удалась). Однако вокруг Бернелла, хотя тогда и бывшего епископом Батским, но человека из плоти и крови, разразился скандал, так как у него была семья. Несмотря на то, что он был одаренным государственным деятелем и юристом, для папы это было уже чересчур. Вместо канцлера Рим выбрал оксфордского монаха по имени Джон Печем[129], провинциала францисканцев в Англии, который преподавал теологию в папском университете в Риме.