Загадка Катилины - Стивен Сейлор

— Но если опасность грозит прекрасной молодой девственнице? Разве я не сказал, что Фабия была прекрасна? Очень прекрасна — не правда ли, Гордиан?

— Возможно, я не помню.

— Ха-ха! Твой отец отличается не только скромностью, но и уклончивостью. Раз увидев лицо Фабии, невозможно его забыть. Я-то никогда не забывал, как она выглядит. Тонгилий, не строй гримасы! Наши отношения были чисты, выше всяких подозрений. Ах, я вижу, что Гордиан скептически посматривает на меня. Он и тогда в этом сомневался, но сомнения его не помешали ему помочь нам избежать суровой участи. Но я опережаю события.

Я поспешил к дому весталок. Двери, как всегда, были открыты. Закон, а не перегородки, защищает девушек от вторжения. Мне случалось бывать в комнате Фабии, разумеется, днем и в сопровождении третьих лиц, поэтому я без труда нашел дорогу к ней. И она очень удивилась, увидев меня, ведь оказалось, что она вовсе не посылала никакой записки! Какой-то недруг сыграл со мной шутку, подумал я, и вдруг раздался пронзительный крик.

— Крик? — переспросил Метон.

— Из-за занавески. Я отдернул ее и увидел упавшего мужчину с перерезанным горлом. Рядом лежал окровавленный нож. Но я не успел скрыться, и в комнату вошла сама Дева Максима[3]. Да, неприятная ситуация, что ни говори.

Тонгилий опять громко рассмеялся.

— Луций, да у тебя способности к оценке ситуации!

Катилина поднял брови — типично патрицианский жест, который в сочетании с бородкой и всклокоченными кудрями придал его лицу выражение сатира, наблюдающего за отбившейся от стада овцой.

— Конечно, ничего недостойного мы не совершили, это очевидно, ведь мы с Фабией были одеты, — но сам факт, что я находился на запрещенной территории, да к тому же рядом с мертвым телом! Ты знаешь, чем это мне грозило, Метон?

Метон отчаянно замотал головой.

— Гордиан, ты определенно пренебрегаешь его воспитанием. Разве ты никогда не рассказывал ему пикантные истории из своей практики? Когда весталку уличают в неподобающем поведении с мужчиной, то последнего приговаривают к смерти посредством публичного бичевания. Хотя, конечно, это очень больно, да и унизительно, но можно придумать участь и похуже, смерть есть смерть, в конце концов. Весталку же ждет еще более мрачная судьба.

Я взглянул на Метона; он внимательно смотрел на Катилину, широко раскрыв глаза. Тонгилий, должно быть, много раз слышал эту историю, и теперь он, казалось, забавлялся простодушием Метона.

— Рассказать тебе, как наказывают весталок за неблагочестие? — спросил Катилина.

Метон кивнул.

— Катилина, — возразил я, — ребенок не заснет ночью.

— Ерунда! Человеку в его возрасте свойственно интересоваться подобными вопросами. Пятнадцатилетний молодой человек даже крепче спит, если ему рассказали о всяческих зверствах.

— В этом месяце мне исполнится шестнадцать, — сказал Метон, чтобы напомнить нам, что он уже почти мужчина.

— Вот видишь, — сказал Катилина. — Ты слишком оберегаешь его, Гордиан. Так вот, сначала с весталки срывают ее венец и льняную накидку. Затем верховный понтифик сечет ее розгами, ведь по религиозным законам он начальствует над ней. После того как весталку высекли, ее наряжают как умершую, кладут в закрытые носилки и несут по Форуму, сопровождая шествие плачем подруг — пародия на похороны. Грешницу несут к Коллинским воротам, где уже готов маленький подземный склеп с подстилкой, лампой и некоторым запасом пищи. Палач ведет ее вниз по лестнице, но не причиняет ей никакого вреда, ведь она до сих пор остается священной девушкой, посвятившей себя Весте, и ее нельзя так сразу убить. Лестницу подымают, двери склепа запечатывают, землю сверху разравнивают. И никто не берет на себя ответственность за лишение ее жизни, представляя богине Весте возможность самой расправиться с ней.

— То есть ее погребают заживо? — спросил Метон.

— Совершенно верно! Теоретически, если обвинение ложно, то богиня Веста не станет лишать весталку жизни, и она останется живой. Но ведь склеп уже заперт. И, конечно, если бы Веста так заботилась о своей подопечной, она бы не позволила замуровать ее в холодной могиле.

Метон обдумывал этот способ наказания с благоговейным отвращением.

— К счастью, — сказал Катилина, — прекрасную Фабию миновала эта участь. Она до сих пор жива и служит Весте, хотя я и не видал ее много лет. И за ее спасение нужно благодарить твоего отца. Неужели ты и в самом деле никогда не рассказывал об этом своему сыну, Гордиан? Это ведь не хвастовство, а просто правдивая история. Но если ты такой скромный, я расскажу се вместо тебя.

Так на чем же я остановился? Ах, да, дом весталок, ночь, Фабия, я и труп. Верховная жрица и сама не хотела неприятностей, ее тоже как-то обвиняли в недостойном поведении. Она послала за зятем Фабии — молодым, подающим надежды адвокатом — Марком Туллием Цицероном. Да, за самим консулом — но кто же тогда мог предвидеть его судьбу? Цицерон же вызвал Гордиана. И именно Гордиан понял, что убийца до сих пор находится в доме весталок. Упустив время, он не смог убежать — когда он вышел во двор, ворота были уже закрыты. И он прятался — можешь ли ты поверить? — в пруду, среди лилий, дыша через тростинку. Как раз твой отец заметил, как одна из тростинок перемещается с места на место. Гордиан прыгнул в пруд и вытащил оттуда человека, опутанного водорослями. Тут убийца достал нож, но я набросился на него. Несчастный напоролся на собственное оружие. Но перед смертью он во всем признался — что его подослал мой враг Клодий, что он заставил его послать ложное сообщение от Фабии, что они вдвоем с сообщником пробрались к весталкам, и он убил его, чтобы меня обвинили не только в бесчестии, но и в убийстве.

— Но ведь было судебное разбирательство? — сказал Метон.

— Что-то вроде того. Убийца умер, и никто больше не мог обвинить Клодия. Но даже так, при участии в защите величайшего ханжи — я имею в виду Марка Катона, — Фабию признали невиновной, и меня тоже. Клодию пришлось бежать в Байи, чтобы дождаться, когда скандал сойдет на нет, и ждать долго ему не пришлось. В том же году поднялось восстание Спартака, и дело о весталках было забыто перед лицом ужасных событий.

Увы, Метон, я наверняка разочаровал тебя. Скандал оказался никаким не скандалом, а всего лишь заговором моих врагов с целью обесчестить и уничтожить меня. И я не могу притязать на звание человека, который согрешил с весталкой и остался в живых, ведь я этого не делал. Я просто сумел выпутаться из неприятного положения благодаря хитроумию адвокатов и смекалке одного из самых умных людей по прозвищу Сыщик. Разве не смешно, Гордиан, что Цицерон позвал именно тебя, чтобы разгадать тайну? Конечно, он не меня хотел спасти, а сводную сестру своей жены — Фабию. Но все равно тогда мы еще не были врагами.

За речью Катилины последовала долгая тишина. Тонгилий принялся клевать носом. И Метон тоже последовал его примеру, хотя и весьма заинтересовался рассказом.