Кошачья голова - Татьяна Олеговна Мастрюкова

выдающийся, но сразу видно, что его регулярно подновляют и что там живет целая семья. Я подумал, что, если знахарки не станет или она уедет, ее домик быстро придет в негодность, станет заброшкой.

Мама пропустила нас с сестрой вперед, закрыла за нами калитку, потом снова взяла Алину под руку и решительно зашагала по узенькой дорожке к деревянному крылечку.

Дверь в дом была приоткрыта, но мама все равно постучала и громко сказала:

— Здравствуйте, Ульяна Ильинична! Мы пришли!

Алина сразу притормозила, и я, не рассчитав, толкнул ее вперед. Так мы и ввалились в дом знахарки.

В доме была одна большая комната, в которую вела небольшая прихожка. Обстановка была очень скромная, почти аскетическая. Кровать, буфет, узкий шкаф с наклеенными на дверцы еще советскими облупившимися переводными картинками с героями мультфильмов, стол с парой стульев. Маленькие иконы на стенах, одну из которых почти целиком закрывала беленая печь. Едва видимый огонек еле-еле горел в лампадке в углу. На полу — цветастые тряпичные коврики и над кроватью — протертый, с торчащими по краям нитками гобелен с лебедями.

У стола сидела сама хозяйка, Ульяна Ильинична, улыбчивая старушка в голубом платье и в голубом же переднике. Лицо простое, морщинистое, загорелое. Доброе. На седых волосах аккуратно повязан беленький платок.

В комнатке пахло глаженым бельем, вообще какой- то чистотой и свежестью. И сухой травой, сеном. И еще немного сладковато, как я потом понял, это был запах ладана.

Старушка сидела такая опрятная, чистенькая и приветливо улыбалась. Тем страннее была реакция Алины. Сестра стиснула зубы и попятилась к выходу, натолкнувшись, разумеется, на меня.

— Ты чего? — удивился я.

Ответом мне был едва сдерживаемый рвотный позыв, а потом Алина, зажав рот двумя руками, выскочила наружу. Я удивленно извинился — причем старушка кивнула доброжелательно, будто так оно и должно быть, — и вышел за сестрой. Она стояла на крыльце и шумно дышала. И куда только делась ее заторможенность?

— Ну и вонь! — не дожидаясь моего вопроса, выпалила она. — Невыносимо! Она вообще, что ли, не моется, эта женщина? Тухлятина какая-то! До сих пор в носу отголоски этой дряни… Фу, опять тошнит…

И это говорил человек, от которого разит спичками.

— Какая тухлятина, ты чего? Вкусно же пахло, свежестью…

— Ага, свежестью. Такой свежей падалью, что меня чуть не вырвало. Спасибо, я туда больше не пойду, разве что в противогазе!

— Так, секунду…

Я огляделся и решительно потянул сестру к цветущему кусту. Не знаю, как называется, такие сиреневые пахучие цветы.

— Нюхай! — приказал я. — Чем пахнет?

— Да мне и нюхать специально не надо, эти флоксы на весь двор благоухают.

— Вкусно? Не падалью?

— Слушай, я в своем уме и могу отличить тухлятину от аромата цветов!

— А спички чем пахнут?

Алина раздраженно пожала плечами:

— Серой! Вопрос вообще ни о чем. Отстань!

К нам из дома торопливо и обеспокоенно вышла мама.

— Алинку от всего церковного тошнит, — тут же сообщил я. — Говорит, что ладан отвратительно пахнет.

Мама в смятении посмотрела на меня и тут же бросилась на защиту Алины, будто было от кого защищать. Наверное, это от отвратительного ощущения беспомощности. Когда очень хочется помочь, но ты бессилен. И хоть как-то в чем-то…

— Ладан — это просто смола, не говори ерунды. Ее тошнит от запаха смолы. Это нормально. Я с ней согласна.

— Хочешь сказать, что и елки плохо пахнут? — поддел я.

— Да! — Мама не собиралась сдаваться. — Это запах как на кладбище. Ладан не с церковью связан, а с кладбищем. Елки пахнут похоронами.

Ну это уж слишком!

— Елки пахнут Новым годом! Вы чего, ненормальные обе?

— Ты как с матерью разговариваешь?!

Алина, видя, куда дело идет, немедленно вмешалась:

— Мам, мам, успокойся. Елки мне ничем плохим не пахнут. И там был не запах ладана, а какая-то тошниловка.

Мама ласково улыбнулась, но ее глаза сделались грустные-грустные. Потому что у знахарки пахло вкусно, пахло ладаном. Пахло как в церкви.

Я подумал, что на этом наш визит и закончится, но мама обняла Алину и повела обратно в дом. Сестра почему-то не сопротивлялась, но вид был такой, будто шла на заклание. У двери она выпрямилась, высвободилась из маминых объятий и сама резко шагнула в дом. Мы поспешили следом.

Ульяна Ильинична спокойно ждала нас, все так же доброжелательно улыбаясь. Конечно, Алина была не первой одержимой, которую знатка отчитывала, и, что бы моя сестра ни делала, для знахарки это неожиданностью не являлось. Старушка успокаивающим жестом помахала маме, перетащила один стул в центр комнаты и похлопала по сиденью:

— Садись, девушка. В ногах правды нет.

Алина, все еще морща нос, мельком посмотрела на маму и села. Мама тут же встала рядом. Ульяна Ильинична села напротив Алины, внимательно посмотрела на нее. Помолчала. Покачала головой, что-то беззвучно пришептывая.

Я поймал себя на том, что ловлю каждый жест знахарки, каждое изменение мимики. Жду, что будет дальше. Как фильм смотрю. Будто не с нами это все, а развлекательное представление. И тут же мне стало стыдно, будто меня застукали за чем-то гадким. Хорошо еще, что знахарка вообще не обращала внимания ни на кого, кроме Алины. Вдруг спросила:

— А волос-то у тебя какой, голубушка? Косыночку- то сымай. А то, может, и не сойдемся по крови-то. Нужно же, чтобы и глаза, и волосы одинаковые с тобою были.

— Темно-русые, — поспешила сообщить мама, пытаясь снять с Алины платок.

Сестра резко оттолкнула мамину руку и с некоторым вызовом сняла платок сама. Волосы еще не успели отрасти, разве что едва заметный ежик вылез, щетинка, фиг поймешь, что за цвет, на самом деле. Но старушку увиденное удовлетворило. Она кивнула и обнажила в одобрительной улыбке неожиданно ровные зубы, явно искусственные. Ну просто не могут быть у человека в этом возрасте такие хорошие зубы. Тем более в глухой деревне.

— Ну, голубушка, сходимся по крови, сходимся.

В первый раз я внимательно всмотрелся в лицо знахарки и поразился. Конечно, я о таком слышал, но никогда в реальности не видел. Внешность у старушки была самая обыкновенная, ничем не примечательная. Бабушка как бабушка. Даже могло показаться, что ты ее уже где-то видел. Волосы аккуратно убраны под платок, одежда старая, но опрятная. Вот только глаза… Один — карий, а другой — серо-голубой. Самые обычные, распространенные цвета глаз, только одновременно оба у одного человека.

У Алины — глаза голубые. Но чтобы точно убедиться, я повернулся и посмотрел на сестру, которая демонстративно повязывала платок обратно. Она тут же скорчила характерную гримасу с