Мудрая змея Матильды Кшесинской - Елена Арсеньева

Она струхнула. Рискнуть ради Ники жизнью она была готова, но расстаться со своей красотой, с глазами, в которых состояла бóльшая часть ее очарования… Пришлось снова сидеть дома, вернее, не сидеть, а метаться по комнатам.

Прошел еще один мучительный день, настал еще один мучительный вечер. Отец с матерью уехали на именины к жене Петипа, Юлия проводила где-то время со своим бароном.

В передней вдруг раздался звонок, горничная отворила и доложила, что пришел гусар Волков.

Маля встрепенулась.

Евгений Волков! Друг, можно сказать, наперстник Ники! Как давно они не встречались! С того незабываемого дня в Красносельском театре, когда Евгений со смехом выскочил в окно, куда незадолго до этого скрылся и Ники. Наверняка Евгений прибыл не просто так. Наверняка он привез известие от Ники!

Маля велела провести визитера в свою гостиную. Одна дверь оттуда вела в переднюю, где посетитель оставил шинель и фуражку, а другая – в зал. И вдруг через эту дверь вошел не гусар Волков, а Ники.

Он стоял смущенный, не говоря ни слова, но глаза его сияли. А Маля чувствовала себя между небом и землей: ближе к небу – от счастья видеть его, ближе к земле – потому что у нее фурункул на глазу и на ноге, потому что у нее повязки поперек лица и на щиколотке…

Она не верила своим глазам, вернее, одному своему незавязанному глазу. Эта нежданная встреча была такой чудесной, такой счастливой! Маля мечтала о ней – и это случилось так внезапно!

– Это ваша комната? – спросил Ники. – Ваша гостиная?

Она только и могла, что кивнуть.

– А где вы спите? – проговорил он.

Маля качнула головой в сторону двери.

– Я хочу посмотреть, – сказал цесаревич. – Можно?

И улыбнулся, причем в этой улыбке ей почудилась мольба.

Она поспешно вбежала в спальню, всем существом своим чувствуя, что Ники идет следом, и не просто идет, но ласкает ее глазами. Остановилась около своей кровати. Она ждала поцелуя, но он просто смотрел то на нее, то обводил глазами комнату.

Что теперь будет? Они сейчас вернутся в гостиную, поговорят о ее здоровье и всякой ерунде – и он уйдет и снова исчезнет из ее жизни?

Волнение встречи, страх новой потери, вспышка тщеславия от того, что он все же захотел увидеть ее, опьяняли, туманили разум. И в то же время обостряли догадливость. А что, если он ждет первого шага?..

В горле пересохло. Стараясь вспомнить все, чему научилась от Сергея, Маля села на кровать и, глядя на Ники сверху вниз, провела пальцами по его бедрам. Он тихо ахнул, и тотчас под ее руками вздрогнула нетерпеливая плоть.

Со счастливым смешком она оперлась на локти, разбросала полы капота, полулежа раздвинула ноги… Он смотрел, покраснев, задыхаясь, не веря глазам. Тогда она пальцем указала на прорезь в панталонах и прошептала:

– Ты видишь? Иди туда, ну иди же…

Хорошо, что никого не оказалось дома! Спальня находилась рядом с комнатой отца и была отделена от нее большим туалетным столом, который закрывал дверь в отцовский кабинет. Конечно, Феликс Иванович не смог бы войти, но услышал бы он очень многое.

Ники не мог оставаться долго и скоро ушел – нет, приказал себе уйти. В прихожей они торопливо, почти украдкой, словно простой офицер и его любовница, поцеловались на прощание.

Но теперь Маля точно знала, что прощаются они ненадолго.

Ники позднее показал ей запись, которую сделал в дневнике после той встречи:

«Полетел к моей МК и провел самый лучший с ней вечер до сих пор. Нахожусь под впечатлением – перо трясется в руке!»

А тогда она получила от него записку на визитной карточке:

«Надеюсь, что глазок и ножка поправляются. До сих пор хожу как в чаду. Постараюсь возможно скорее приехать. Ники».

Это была первая записка от него! Маля не находила себе места от счастья.

Лишь много позже М.К. узнала о другом письме, которое написал Ники в том же «чаду».

Оно было адресовано великому князю Сергею Михайловичу и содержало в себе следующие строки: «Не знаю, как благодарить тебя и чем вознаградить. Н.».

Сергей, разрываемый ревностью, отправил небрежный великодушный ответ: «Я всего лишь исполнял твою просьбу».

На этом поставил точку и уже начал запечатывать послание, как вдруг не выдержал и приписал постскриптум: «А если в самом деле хочешь вознаградить меня, отдай ее мне, когда решишь жениться или надумаешь с ней расстаться».

С тем же курьером он получил новое письмо от цесаревича: «Можешь в этом не сомневаться».

– Когда я узнала, что ответил Ники Сергею, я была поражена, – рассказывала мне М.К. – Сразу же после нашего любовного свидания он готов отдать меня другому! Но потом я поняла: даже в угаре страсти он продолжал помнить о своем долге, о своей судьбе, о том, что путь долга и судьбы рано или поздно уведут его от меня.

– Великий князь Сергей Михайлович упрекал вас в жестокости? – воскликнула я, услышав это. – Но ведь он и сам поступил с вами жестоко, когда рассказал об этом письме!

– Мне тоже так казалось, – кивнула М.К. – Мне казалось, что Сергей мстит за все мучения, какие испытал по моей вине. Но с течением времени я научилась испытывать к нему благодарность. Он помог мне приготовиться к мысли, что счастье мое не вечно, и достойно принять расставание с Ники.

Но тогда расставание казалось ей невозможным! Любовники встречались, Маля часто получала записочки от Ники. Все их берегла, хранила в особой шкатулке и часто перечитывала, давая себе слово, что будет хранить их вечно.

Конечно, в то время она и вообразить не могла, что утратит не только эти милые клочки бумаги, но и вообще все, что у нее было, и почти все подарки Ники, в том числе и золотой браслет с крупным сапфиром и двумя большими бриллиантами – его первый подарок, на котором она выгравировала две особенно дорогие ей даты: их первой встречи в училище и его первого визита к ней. 1890–1892. Словно в насмешку, у нее осталась брошь в виде змеи с бриллиантами и сапфиром – та самая, которую М.К. называла mon serpent sage, моя мудрая змея…

Бургундия, Нуайер, наши дни

Узкие улочки средневекового Нуайера, тщательно сберегавшего свой исторический облик, были забиты народом, как обычно по выходным дням. Не стоит забывать, что брокант собрал и туристов, и любителей антиквариата со всех окрестных городков и сел, а любитель здесь – каждый второй. Поминутно тормозя, «Ситроен» удручающе медленно продвигался к узаконенному паркингу на противоположном конце городка.

Алену укачало сразу, она крепилась только из самолюбия и буквально считала секунды до остановки. На ее счастье, Эппл вдруг взвыла:

– Остановите, меня сейчас вырвет!

Она и в самом деле имела бледный вид, даже веснушки позеленели.