Солнце для всех! - Юрий Симоненко

проректора, оставшиеся возле диафрагмы. — Отделение тоже может идти.

— Вторая…

— Принято, Первая, — прозвучало в наушниках.

— Хм… слаженно работаете, — одобрительным тоном произнесла проректор, наблюдая за тем, как четверо из подразделения Шейл подхватили раненую и, вслед за назначенной старшей спешно направились к диафрагме; при этом оставшиеся двое с автоматизмом роботов заняли фланги.

Отделение проследовало до диафрагмы и скрылось внутри башни.

— Благодарю вас, госпожа проректор!

— Можете обращаться ко мне «майор», сержант, — проректор кивнула одной из стоявших возле входа-диафрагмы фигур, и та подняла левую руку, что-то нажимая пальцами правой на своём ком-браслете. На тактическом дисплее Джелис исчезли значки, сообщавшие ей о том, кто из группы с ней на связи. — Результат вашей группы — сто шестьдесят три часа двадцать девять минут… — продолжала она. Голубое стекло овальной, закрывавшей всё лицо маски стало полупрозрачным и Джелис увидела строгое лицо майора, бывшей андрогином, как и большинство офицеров Школы. — Ваше отделение установило новый абсолютный рекорд, — зелёные глаза проректора на мгновение стали теплее, тёмные губы на смуглом лице смягчились, изобразив снисходительную улыбку. — Примите мои поздравления, сержант!

— Благодарю вас, майор! — ответила Джелис сдержанно, стараясь не выдать охватившего её волнения. Её лица, полностью скрытого кислородной маской и затемнённым забралом шлема, проректор не могла видеть, и Джелис была этому рада. Ей, дочери генерала, не хотелось показывать начальнице, что финал испытания её, мягко говоря, смутил. «Что-то здесь не так», — повторяла засевшая в голове мысль. «Что-то произошло…»

— Как вы думаете, сержант Шейл, почему мы с вами остались наедине?

— Вы хотите о чём-то со мной поговорить, майор.

— И, как вы думаете, о чём?

— Об испытании? — предположила Джелис. — О том, почему моё отделение преодолело его в столь короткий срок?..

— Нет, сержант. Вовсе нет.

— Тогда, о чём же?

— О вашей сестре.

— О сестре?

— Да, о первом лейтенанте Элвин Шейл — выпускнице нашей Школы.

— Не понимаю…

— Естественно… ведь вы ещё не знаете… — чуть снисходительно произнесла андрогин. — Я вам объясню… Но, вначале хочу задать несколько вопросов… — Она пристально, будто между ними не было никаких светофильтров, посмотрела в глаза Джелис.

— Конечно, майор, — Джелис эта сцена начинала раздражать. — Я готова ответить на ваши вопросы… если, конечно, у меня найдутся ответы.

— Вам приходилось читать Иссу Иблисс?

— Вы имеете в виду «Базис»?

— О! Похоже, вам известно название её главной работы!

— Оно известно всем, майор.

— Так, что скажете?

— Нет. Не приходилось, — пожала плечами Джелис. — Разве эта книга не в списке запрещённых?

— Кого из небожителей останавливают такие мелочи, как запреты?.. — Мьёлль снова снисходительно улыбнулась. — Да и потом, разве вам не любопытно?

— Нет.

Улыбка стёрлась с лица проректора, при этом взгляд её стал холодным и колким.

— И даже интерес сестры к запрещённой литературе не побудил вас?

— Я не понимаю, о чём вы говорите, майор, — с вызовом ответила Джелис. — И скажите наконец, что с Элвин?!

— Что с вашей сестрой и где она сейчас — мне неизвестно, — ответила Мьёлль, никак не отреагировав на неучтивость, но перейдя, при этом, на выработанный за многие годы практики тон, который не располагал даже самых дерзких кадетов продолжать ей хамить. — Мне известно лишь, что увлечение иблиссианским вздором… о котором вы, сержант, не могли не знать… привело вашу сестру на путь предательства.

Последнее слово прозвучало как пощёчина, от которой Джелис пришла в замешательство. Она не сразу нашлась что ответить. — «Предательство?» — О каком предательстве ей говорят? Она уже понимала, что Элвин в беде, что-то произошло; и это как-то связано с вольнодумством Элвин, с запрещёнными книгами, о которых Джелис, конечно же, знала. Нет, она не читала тех книг и не разделяла взглядов сестры, считая их преходящими — проявлением бунтарства, к которому многие в молодом возрасте склонны. Она думала, что, став офицером и поступив на службу, Элвин забросит политику и станет примерной гражданкой Неба…

…и, после выпуска из Школы, так всё и сложилось. За исключением того, что, оставаясь гражданкой Неба, Элвин выбрала местом службы Поверхность и получила второе гражданство в одном из тамошних государств. Мать и старшая сестра не одобряли выбора Элвин, считая его выходкой, но Джелис отнеслась к решению Элвин с пониманием, ведь и мать, и старшая сестра — андрогины и всегда пользовались негласными привилегиями «сильного пола». Да и сама она — юная женщина, девушка и вполне могла рассчитывать на особое отношение к себе, как к представительнице, пускай и «не совсем полноценного» но определённо самого привлекательного меньшинства… а что оставалось Элвин? Она — мужчина — «недоразумение и ошибка природы», как говорили без посторонних наиболее консервативные из небесного народа; на Поверхности же ни одна мерзавка, пусть и андрогин, не посмеет высказаться подобным образом в адрес небожительницы. Там, внизу, Элвин ждала стремительная карьера и множество приятных дополнений. Элвин уже инспектор. Джелис знала, что у Элвин всё хорошо, — сёстры регулярно общались по видеосвязи. Она с нетерпением ждала зимних каникул, которые начнутся через два дня после окончания испытания и продлятся всю последнюю декаду сезона, чтобы провести несколько дней с сестрой, — они уже решили, что Джелис спустится к ней на Поверхность, где они будут полностью предоставлены друг другу без занудного общества матери, старшей сестры и других родственниц…

…и вот теперь эта надменная сука Саббия Мьёлль говорила ей, что Элвин — предательница и явно пыталась выудить из неё какую-то компрометирующую сестру информацию… — «Нет уж! Хера тебе, Саббия, драть обеих матерей твоих, Мьёлль! Хера тебе!»

— Что с моей сестрой? — собравшись с духом повторила вопрос Джелис.

— А разве я вам не сказала?

— Я не услышала от вас ничего, кроме обвинения Элвин в иблиссианстве и предательстве… — зло проговорила Джелис, — что требует, как минимум, веских доказательств… — Говоря это, девушка смотрела прямо в глаза проректора, гордо подняв голову и расправив плечи. Да, это было неслыханной дерзостью — чтобы кадет так вела себя с проректором. Но она — лучшая среди сержантов Школы, и её отделение прошло грёбаную «Башню», и она — Шейл. Она не позволит никому говорить непочтительно о других Шейл и пытаться запугивать её! — Кроме обвинений в адрес члена моей Семьи,