Честное пионерское! Часть 4 - Андрей Анатольевич Федин

— Токо не там, где «Адидас», — уточнил он. — С другой стороны. Но и «Адидас» тоже надо!

Мишина мама заявила, что рисунок простой; заверила: сделать такой для неё не составит большого труда.

— Дорого будет? — спросил Вовчик.

Я посмотрел на Надю.

Иванова пожала плечами.

— Ничего сложного, — сказала она. — От силы: четверть часа работы.

— А если таких рубашек будет восемнадцать штук? — сказал Вовчик.

— Ого! — сказала Надя.

— Тогда мы сделаем скидку за объём заказа, — ответил я. — Тенниски будут стоить не двадцать, а девятнадцать рублей.

Рыжий нахмурился, заглянул мне в глаза.

— А мой рубль? — спросил он.

— Всё, как всегда, — сказал я. — За каждую тенниску получишь обычные комиссионные.

Мальчик улыбнулся.

— Получится ровно восемнадцать рублей! — сказал он. — Хватит, чтобы вернуть все деньги за сумки!

Рыжий победно вскинул руки.

«Получится триста сорок два рубля, — подумал я. — Серьёзная сумма — не мелочь на школьные обеды. Похоже, в том моём „видении“ Вовчика убили именно из-за этих денег».

Глава 10

Подготовка к Новому году напомнила мне поездки на рыбалку (не на рыбную ферму — на «дикие» озёра в карельской тайге). Чтобы отыскать «рыбное место» приходилось много ездить и ходить (а потом ещё и ждать). Потому что (как оказалось) майонез в советских магазинах редко соседствовал с зелёным горошком (их не «выкидывали» одновременно). А селёдка и яйца почти всегда продавались в разных магазинах (где стояли бочки с селёдкой, там обязательно «только-только разобрали» куриные яйца) — да ещё и не рядом с домом. Поиски консервных банок с прибалтийскими шпротами так и вовсе показались сродни «охоте» за трофейной щукой (трофей мне не дался: по просьбе Нади я сходил «на поклон» к Елизавете Павловне — та великодушно «выдала» мне три банки из собственных солидных запасов). Но найти нужные продукты — ещё полбеды. Приходилось отстаивать за ними немаленькие очереди (которые ближе к тридцать первому декабря становились всё длиннее).

Чего я только ни наслушался, пока проводил время в душных помещениях, в толпе советских граждан. Узнал, что в колбасу стали добавлять туалетную бумагу («ещё при Андропове»), что сливочное масло теперь производят из нефти, и что в пиво насыпают стиральный порошок (для образования хорошей пены). Услышал: в «магазинском» пирожке «знакомая знакомой» нашла лапку крысы (другая — крысиный хвост). Пропахший табачным дымом пенсионер просветил меня, что пачка сигарет «Космос» состояла из маленьких квадратиков с цифрами, и если собрать те квадраты «по порядку» и предъявить «где надо» — выдадут блок сигарет («по непроверенным данным» — велосипед). А маленькая женщина со строгим лицом (в очереди за майонезом) пересказала нам услышанную от соседки «абсолютно правдивую» историю о том, что в Первомайском районе перевернулась бочка с квасом — жидкость из неё вытекла и на дне «все увидели» «целую кучу» живых опарышей.

На покупку свинины или говядины мы не замахнулись: решили, что на праздничном столе нам хватит и птицы. Надину идею запечь утку я отверг: усомнился, что приготовлю её съедобной — с имевшимся у меня в наличии набором специй (и с жёстким лимитом на майонез). Ведущую роль на кухне при подготовке праздничного ужина я не доверил ни Мишиной маме, ни Виктору Егоровичу (те со мной и не спорили — легко позволили мне завладеть гордым званием «шеф-повар»). Поэтому мы посовещались, и я решил ограничиться куриным мясом — тремя тушками (или двумя, но большими). Куриц мы покупали на городском рынке, где у Надежды Сергеевна уже появилась «своя» «проверенная» продавщица. Продавщица нам взвесила «самых свежих» птиц и с важным видом кивнула в ответ на Надино робкое поздравление с наступающим Новым годом. Уже к Надиному выходному (тридцатого декабря) мы закупили весь записанный на тетрадный лист набор продуктов.

Ёлку Виктор Егорович установил в Надиной комнате ещё неделю назад. «Настоящую — живую», купленную на ёлочном базаре неподалёку от «Универмага». С одной стороны та выглядела вполне прилично. Другой (лысоватой) мы развернули её к стене. Павлик сказал: «Здорово. Красивая. Даже лучше, чем наша». И вызвался в Надины помощники: украшать колючее зелёное дерево игрушками и мишурой. Надежда Сергеевна пригладила хохолок на Пашкиной голове, улыбнулась. Извлекла из антресоли коробку с ёлочными украшениями («бабушкиными»). Вынула из неё большую красную звезду — взглянула на меня. Я доверил водрузить звезду на верхушку ёлки папе… Пашкиному. Виктор Егорович принял игрушку из рук невесты с заметным волнением. Поблагодарил Надю… и меня, словно мы не просто разрешили ему украсить вершину праздничного дерева, а прописали в свою квартиру. Без помощи стула или стремянки водрузил звезду на ёлку — под самый потолок.

Тридцать первого декабря я не подпустил к приготовлению праздничных блюд ни Виктора Солнцева, ни Надежду Сергеевну. Указал «взрослым» за порог кухни. Потому что пространства около плиты хватало лишь для единственного повара. Да ещё за столом и около раковины поместились по одному поварёнку — Паша и Вовчик. Ещё вчера Вовчик и Зоя Каховская с неподдельной печалью в голосе сообщили, что будут праздновать дома (и завистливо взглянули на Павлика, которому предстояло встретить тысяча девятьсот восемьдесят пятый год в моей компании). Зою родители «припахали» сегодня с самого утра. «Расслабься, зятёк. Не раскатывай губу. Пока она работает на моей кухне», — ответил мне Юрий Фёдорович, когда я попытался «отпросить» Зою «хотя бы на пару часиков» (по её просьбе). А вот Вовчика «отпрашивать» не пришлось. Со слов рыжего, его родители лишь обрадовались, что он утром и днём не будет у них «вертеться под ногами».

С ассортиментом новогоднего стола я не мудрил. При нынешнем «разнообразии» продуктов особых «извращений» не приготовишь. Да и «не поймут-с» их мои нынешние современники (я усомнился, что Иванова обрадуется, когда увидит на столе вместо оливье рулеты из риса с «морской гадостью» внутри). Поэтому воскресил в памяти рецепты, по которым готовила папина старшая сестра (а та готовила вкусно и «много из ничего»). Разбавил этот ассортимент парочкой блюд, которые опробовал осенью, во время застолья в честь Надиного дня рождения. Согласовал меню с Надеждой Сергеевной (Виктор Егорович пока не претендовал на роль «главного авторитета»). Предоставил «взрослым» самостоятельно «разбираться» с «винной картой» новогоднего стола. Лишь потребовал купить нам с Пашей «Тархун» и «Буратино» (можно «Дюшес»). Овощи я отварил ещё тридцатого декабря. А тридцать первого дирижировал «поварским концертом», в котором ещё и солировал.

В качестве вознаграждения за помощь я под вечер выдал мальчишкам по одной жевательной резинке «Педро». Детишки обалдели от моей щедрости (они не знали, сколько «жвачек» получат от меня завтра) и хором выдали: «Где достал?» Я сочинил для них сказку о «случайной» встрече с Дедом Морозом. И о том, что я выпросил у «доброго дедушки» подарки для своих друзей. «Надо было по две штуки просить, — сказал Вовчик. — А чё? У него их, небось, ещё много осталось». А Паша поинтересовался: оставил ли Дед Мороз «Педро» для Кругликова, для Зои и для Светы. Я уклончиво ответил: «Разберёмся». А потом наблюдал, как парни соревновались: кто надует самый большой пузырь (победу себе приписал Вовчик, хотя Паша с ним не согласился). Перед уходом рыжий помощник сплюнул жевательную резинку на ладонь и завернул этот розоватый комок в фантик. «Потом дожую, — заявил мальчик. — Парни говорили: жвачка, когда немного полежит, снова станет сладкой».

* * *

«Мы столпились у двери со скромной надписью „Тысяча девятьсот восемьдесят пятый год“, — говорил с цветного экрана телевизора Олег Ефремов. — Время открывает. А жизнь говорит: „Войдите“. Входим сразу и стоим друг от друга на расстоянии возраста…» Надя, папа и Пашка сидели за столом в гостиной (вполоборота к телевизору). Они слушали телевизионное поздравление — я смотрел на них и пытался понять: таким ли представлял себе когда-то «Новый год с папой». В этот раз Солнцевы не пошли к папиной сестре, как в прошлом и позапрошлом годах (но я мог бы им рассказать, что именно тётушка выставила сегодня на стол). И не выглядели недовольными наступившими в их жизни переменами. Паша улыбался (а не лил слёзы, как я тогда). А Виктор Егорович держал за руку невесту, грел в ладони бокал с «Советским шампанским» и смотрел телевизор (в тёплой Надиной комнате, а не в тюремной камере).

Я мысленно подводил итог «уходящего года» — понимал, что главною мечту прошлого тысяча девятьсот восемьдесят четвёртого года выполнил: папа вновь был рядом со мной. Теперь я даже наглядно видел разницу между праздником «с папой» и «без него». Потому что смотрел на себя со стороны (на себя