Павлова для Его Величества. Книга 2 - Иринья Коняева

– Ну отчего сразу бессмертен? Смертен, как и Гефестион. Если он выпустит своего дракона на волю, тот, скорее всего, станет носиться обезумевшим ящером по ледяным степям, затем осознает, где находится, да и вернётся домой вместе со всем своим драконьим родом. Но наш император никогда этого не сделает, а это значит, что и Гефестион не сможет.

– Почему? Почему?

Влада даже привстала. Решение проблемы оказалось совсем простым. Всего–то отпустить порабощенную силу дракона на волю. Ведь можно договориться! Наверняка можно!

– Потому что наш император, Владислава, давно потерял свою человечность. Он выглядит как человек, но мыслит и действует как дракон. Жестокий, безжалостный, хищный. Но у него, хвала богам, лишь малая часть силы, он не может приказывать драконам…

– А Гефестион может?

– Думаю, он может общаться с тем драконом, у которого отобрал силу, но он держит его вдали ото всех, мы не смогли его найти, чтобы проверить, сможет ли наш правитель тоже с ним общаться.

– То есть, он не убит? Дракон жив! – Владе пришлось приглушить голос, потому что она, возбуждённая новостями, едва не вскричала.

– Девочка моя, ну естественно он жив. Не с нашими силёнками бороться с драконом. Как бы боги не помогали, удалось лишь обездвижить его и лишить силы. Убивать побоялись. Такое страшное и сильное создание может хранить свои секреты, опасные для жизни окружающих. Гефестион тогда был безумно сильным, невероятно одарённым, но и он не смог долго носить в себе силу дракона, а выпускать на волю её было чревато, они не знали, вернётся дракон домой или останется и начнёт мстить.

– Но ты ведь только что сказал, что он бы ушёл вместе со всем драконьим родом, – напомнила Влада.

– Прошло много времени, драконам в нашем мире не очень комфортно, это очевидно. Нам – не комфортно с ними. Драконы – существа не только сильные, но ещё меркантильные и мудрые, это хорошо видно по изменениям у правителей. В нашем мире их виду делать нечего. Мелкие ящеры пришли вслед за повелителем, они подчиняются вожаку и не могут без него. В общем, все страдают. Уверен, отпусти на волю силу дракона, он бы ушёл. Люди ему надоели до невозможности. По крайней мере, наш правитель явно это демонстрирует.

– Почему же не отпускает?

– Архара зависима от Иегерии практически полностью. Если наш император станет обычным человеком, у нас не будет не то, что козырей, вообще никаких карт на руках. Для правителя это предательство своего народа. Недопустимо. Драконья часть императора жёстко и бескомпромиссно требует придерживаться правил, тогда как человеческая давно бы нашла выход.

– А другие страны?

– А что другие страны? Они никого не интересуют. Мы бы могли их захватить в один день, шаманки слишком много крови пьют своими требованиями, но Гефестион против войны, не хочет ещё больше усиливать Нарана. Он прав, конечно, но Груфис и Тангария для нас – кость в горле. Однако мы пытаемся поддерживать видимость добрососедских отношений.

– Это как? Полностью ото всех отгородившись? – не удержалась от соблазна уколоть Виктора Влада. – Вы ведь ни с кем не общаетесь, плетёте интриги у Гефестиона за спиной…

– Да ну! Кто тебе сказал? Глупости. Мы мало с кем общаемся, чтобы лишний раз не провоцировать скандалы. Не знаю, заметила ты или нет, но наш народ довольно нелюдимый. На меня не смотри, я уже почти землянин, – Виктор поднял руки, словно сдавался. – У нас много учёных, исследователей, мы живём в городах, больше напоминающих подземные защитные сооружения, на улице так вообще каждый сам за себя. Это не располагает к дружелюбию.

– Вы бы с огромным удовольствием жили бы на землях Тангарии, к примеру, да? – понятливо хмыкнула Влада.

– Именно. Если бы не Гефестион и Наран. Замкнутый круг. Никаких вариантов. Мы зависимы, наш император – единственный гарант хоть какой–то свободы от Иегерии, однако он же и есть первопричина, по которой Гефестион не может отпустить силу дракона.

– А ты уверен, что Гефестион выполнил бы свою часть работы?

– Да, точно знаю. Он частый гость у нас и давно уговаривает попробовать решить проблему с драконами радикально. Ему тяжело терять детей, но никому другому он просто не может доверить такую ответственность, а сам не в состоянии носить всё в себе.

– А вашему императору, выходит, доверил по дружбе?

– Не столько по дружбе, сколько по необходимости. Гефестион не мог справиться сам с обрушившейся на него силой, а наш император, узнав, что бой начался, всё–таки поспешил на помощь. Оказался, как любят говорить здесь, в нужное время в нужном месте. Гефестион перенаправил потоки и щедро поделился с Гардиком… Четвёртым, так зовут нашего императора, – уточнил он, завидев удивлённо изогнутую бровь внучки. – Я не могу понять, ты что, не удосужилась взять учебник по истории?

– Удосужилась, но там нет этой информации. Вообще нет.

– Интересно. Фартапис учился в вашей академии, но ничего не рассказывал. Хотя он изучал не все предметы, а лишь те, что его интересовали. Жаль. Что–то ведь толкнуло иегерийцев на сокрытие части истории.

– Может, король не хочет, чтобы Груфис и Тангария владели той информации, что доступна вам и правящей семье Иегерии? – предположила Влада.

– Вполне вероятно. Он их тоже недолюбливает.

Влада улыбнулась, хотя мысли в её голове крутились совершенно безрадостные. Было жаль красивый и необычный мир, разрушающий сам себя. Было жаль богов, интригами и кознями нарушивших равновесие внутри пантеона и мира. Было жаль драконов, попавших в клетку.

Мир трещал по швам, ледяным, глубоким, в поле чистоты бушевал дракон, когда–то могущественный и несокрушимый, а нынче лишённый магии, лишённый ума. И не было ни одного счастливчика. Страдали все. И стоически несли свой крест, связанные традициями, верностью народу, стране, принципам, а в случае у драконов – ещё и инстинктам, поведенческой реакции

На фоне трагедии двух правителей козни афаи Гутрун казались детскими играми, никчёмными, ненужными, но всё же досадными. Заигравшаяся шаманка пыталась уподобиться Сифтии, интригуя и выстраивая многоходовые комбинации, ломая жизни, семьи, не считаясь с человеческими чувствами.

Воспоминания об Амелике больно ранили. Влада и тянулась к ней, и не могла справиться с негативном, переступить через убеждения, хотя понимала – вины матери нет ни в чём. Дурное, гадкое стечение обстоятельств и чёртова шаманка – вот, кто повинен во всех их бедах.

Гутрун превратила мать в покорную марионетку. Гутрун стёрла воспоминания о ней, Владиславе. Гутрун заставила Амелику бросить любимого мужчину и соблазнить лорда–защитника Иегерии, доносить и направлять в нужную ей, Гутрун, сторону при каждой возможности.

– Виктор, скажи мне, почему Амелика вернулась на Землю, а меня отправила в Иегерию? – задала она вопрос, никак не вязавшийся с предыдущей частью беседы, однако родственник не выказал удивления.

– Амелика спрятала тебя от Гутрун, обманом заполучив для тебя бусину, за что, собственно, и расплачивается. Она должна была вернуться с бусиной и сдать её, как полагается, но Амелика – это Амелика, она не воспитывалась в Тангарии и не слушается шаманку как должно.