Другие вселенные Альби Брайта - Кристофер Эдж

Я смотрю на крышу садового домика, где папа установил нашу самодельную ветряную турбину. Контуры лопастей и колесо от велосипеда вырисовываются на фоне медленно восходящей сине-серой Луны-Два.

– Готов? – спрашивает папа.

Я киваю, и он протягивает руку к выключателю. Колесо с лопастями начинает крутиться – и вдруг китайские фонарики, которые мы развесили по всему саду, загораются, и в саду становится светло как днём.

– Работает, – говорит папа, изумлённо кивая. – Мама всегда говорила, что это должно сработать. Если собрать достаточное количество таких ветряных турбин, то мы сможем генерировать электроэнергию для всей деревни. А может, даже и для всего мира. – Он поворачивается ко мне с улыбкой на лице и добавляет: – Мы сделали это, Альби!

Меня вдруг одолевает дикая усталость. Я хочу сказать папе, как я рад, но, открыв рот, только громко зеваю.

– Пойдём, – говорит папа, обняв меня на плечи. – Хватит на сегодня спасать мир. Пора в постель.

В комнате я краем глаза замечаю свою коробку: она в самом углу, там, где крыша сходится с полом, а внутри – всё необходимое для эксперимента, подтверждающего банано-квантовую теорию.

Я сажусь на край кровати, глаза у меня слипаются.

– А теперь залезай под одеяло, Альби, – говорит папа, стоя в дверях. – Завтра у нас будет полно времени: успеем придумать, что делать дальше с нашим изобретением. Может, поедем в Лондон и покажем его там правительству и учёным, которые работают над энергетическим кризисом. Расскажем им, что мы наконец нашли возможное решение проблемы.

– Отличный план, пап, – говорю я ему, подавляя зевоту. – Замечательный сегодня был день.

Папа улыбается.

– Мама была права, – говорит он. – Когда мы держимся друг за дружку, то со всем можем справиться.

Потом он тихонько закрывает дверь, и я остаюсь один в тёмной комнате.

Какое-то время я продолжаю сидеть на кровати, уставившись через окно в потолке на луну-близнеца. Я знаю, что Альби из этой Вселенной завтра вернётся из школьной поездки. Поэтому мне надо прямо сейчас встать и забраться обратно в коробку. Но я так устал, что не могу сопротивляться и ложусь на кровать. Я только на минуточку закрою глаза…

– Пап, я дома! – доносится до меня снизу звук моего собственного голоса, и я резко просыпаюсь.

Я проспал целую ночь, и спал так крепко, как никогда. Сначала я не понимаю, где нахожусь, но потом вижу над кроватью постер с Солнечной системой, на котором вокруг планеты Земля вращаются две Луны.

Всё, вспомнил. Это не моя комната. И даже не моя Вселенная.

Снизу доносится папин голос.

– Альби? – говорит он, и я даже отсюда слышу в его голосе удивление. – Я не думал, что ты так рано встанешь – мы ведь вчера так поздно легли спать. А я уже сбегал в сад, проверил нашу ветряную турбину. Она отлично работает.

– Ветряную что?

Я вскакиваю с постели и крадусь к коробке, которая, как и вчера, подпирает навес крыши. Мне нельзя здесь задерживаться. Там внизу не мой папа. Я всего лишь одолжил его на время.

Я забираюсь в коробку, подтягиваю колени к груди, чтобы полностью уместиться внутри, и закрываю за собой крышку. В углу коробки бесшумно работает мамин ноутбук: по его экрану течёт поток из нулей и единиц. По клавиатуре разбросаны перья, я быстро проверяю, на месте ли счётчик Гейгера и квантовый запутыватель – и в этот момент слышу, как кто-то поднимается по лестнице.

Я хватаю банан, на ощупь он совсем мягкий. В супермаркетах на бананах обычно пишут дату, до которой их рекомендуется съесть, но меня сейчас больше интересует, сохранил ли свою радиоактивность этот наполовину испорченный банан. Как только один-единственный радиоактивный атом внутри этого банана начнёт разлагаться, счётчик Гейгера щёлкнет – и я перенесусь отсюда в другую Вселенную.

В каждой параллельной Вселенной, где я уже успел побывать, мамы уже не было в живых. Не думаю, что я вообще смогу когда-нибудь её отыскать. И тут я вспоминаю, что сказал вчера папа: «Когда твоя мама умерла, я чувствовал себя потерянным. Но ты, Альби, помог мне принять жизнь такой, какая она есть. Благодаря тебе я понял, что стоит жить дальше, даже без нашей мамы».

В моей Вселенной папа растерян и не знает, что делать, но теперь я знаю, что он тоже во мне нуждается.

Я держу банан рядом со счётчиком Гейгера и молюсь о том, чтобы в этот раз попасть домой.

ЩЁЛК!

Вселенная вокруг меня разлетается на мелкие кусочки, и становится темно. Я должен открыть коробку, но мне слишком страшно: я не знаю, что меня ждёт снаружи. Я тяну время, беру квантовый запутыватель Альбы, откручиваю крышку, достаю из него подвеску с аммонитом и кладу её на ладонь. Отличная была идея, говорю я сам себе. Жаль, что ничего не вышло.

Я делаю глубокий вдох и открываю коробку. Вокруг темно. Банано-квантовая теория, видимо, снова выкинула фокус и не только перенесла меня в другую Вселенную, но и перепрыгнула целый день. Выбравшись из коробки, я понимаю, что домой я в этот раз не попал.

Это не моя комната. Окно на потолке в том же месте, но телескопа нет, нет стопок книг и комиксов на полу. Когда глаза немного привыкают к полутьме, я замечаю нечто поразительное: прямо передо мной – медвежонок Паддингтон в своей красной шляпке и синем пальтишке. Он сидит на чемодане и ест бутерброд с джемом. И вообще здесь десятки Паддингтонов: все стены обклеены обоями с этим медвежонком. Это ведь обои в моей детской, когда я был ещё грудным ребёнком. Я оборачиваюсь и вижу, что на том месте, где должна стоять моя кровать, стоит белая детская колыбель.

Я на мгновение замираю в недоумении, пытаясь понять, в чём дело, но мой мозг отказывается соображать.

Тут я слышу звук шагов: кто-то поднимается по лестнице, сейчас он откроет дверь и войдёт в комнату.

– Если это опять этот кот…

Это мама.

Я вижу её силуэт в проёме двери, он вырисовывается в свете, который горит на лестнице. У неё длинные тёмные волосы – у неё была такая причёска до того, как она заболела. Мама всматривается в темноту, туда, где стою я:

– Кто здесь?

Я на секунду замираю, не веря тому, что я наконец-то её нашёл. Потом делаю шаг вперёд:

– Это я – Альби.

Мама смотрит на меня в полном недоумении. Потом кладёт руку себе на живот, я смотрю на него – и понимаю, что она беременна. У неё подгибаются колени, и я бросаюсь к ней, чтобы не дать ей упасть.

– Но ты не можешь быть… – шепчет она, пока я помогаю ей сесть в кресло в углу. На шее у нее висит подвеска с аммонитом: спиралевидная окаменелость в полутьме отливает золотом. – Это невозможно.

Я киваю ей в ответ:

– Нужно пытаться совершить невозможное: ведь только так можно понять, что возможно на самом деле. Это твои слова, мама. – Я раскрываю ладонь: у меня в руке – отливающий золотом спиралевидный аммонит на цепочке. Точь-в-точь как окаменелость, которая сейчас висит у неё на шее.