Шпион на миллиард долларов. История самой дерзкой операции американских спецслужб в Советском Союзе - Дэвид Хоффман

Благодаря своему месту службы Толкачев имел некоторые привилегии, смягчавшие все эти лишения и тяготы. Раз в неделю он имел право на “заказ” — скромный продуктовый набор, который выдавали в институте. В нем могла быть банка растворимого кофе, дефицитный чай или, скажем, копченая колбаса. Но Толкачев не относился к привилегированной прослойке. Он не был членом партии, держался особняком и был скорее аскетом. Когда он предложил свои услуги ЦРУ, у него не было ни машины, ни дачи. Чтобы лечиться и одеваться, он прибегал к услугам теневого сектора. По выходным или после работы они с женой искали нужные товары в магазинах и на рынках. На антресолях в своей квартире Толкачев запасал стройматериалы — доски, фанеру и трубы для мелкого ремонта. Ему нравилось работать руками, он сам чинил свой радиоприемник и телевизор. Отдыхать он предпочитал в турпоходах вместе с женой и сыном, в безлюдной глуши, среди лесов и озер, а не в забитых пансионатах на море, в Сочи, пользуясь бесплатными путевками, которые им выдавали на работе.

Чего же он, вообще, хотел? Больше всего Толкачев думал о сыне Олеге, которому в 1979 году было четырнадцать лет. Толкачев делал для него все, что мог. Молодые люди Советского Союза, где полки магазинов всегда пустовали, тосковали по потребительским товарам. На них влияло все услышанное и узнанное о Западе. Они высоко ценили рок-музыку и отчаянно хотели заполучить пару джинсов. Советская система центрального планирования джинсы игнорировала и только позднее стала выпускать их дешевые имитации. Однако джинсы можно было купить подпольно, у фарцовщиков, или у приезжих из-за границы. А у Олега были творческие и артистические наклонности, он коллекционировал западную рок-музыку.

Толкачев не нуждался в деньгах. Он получал 250 рублей в месяц, плюс 40-процентную премию за секретность, всего примерно 350 рублей. Вместе с зарплатой жены получалось вдвое больше. В то время средняя зарплата в СССР была порядка 120 рублей в месяц{113}. Однако деньги не позволяли купить товары, которых в принципе не существовало. В русском языке глагол “доставать” в то время использовался чаще, чем “покупать”. Возможность что-то достать часто зависела не от денег, а от связей или от случая — когда некий дефицитный товар внезапно оказывался доступен. Какое-то время могло не быть чая, а потом он вдруг появлялся. Таков был известный Толкачеву мир — мир партийного государства, славящего собственное величие и постепенно превратившегося в антиутопию.

Когда Гилшер перечитывал апрельское письмо Толкачева, он обратил внимание на один абзац. Толкачев раздраженно отреагировал на пассаж об оплате. Предложение Гилшера платить одну тысячу рублей в месяц было “огорчительным”, совсем недостаточным, писал Толкачев. Он хотел получать гораздо больше — как свидетельство “значимости и важности моей работы и моих трудов”. Он обещал Гилшеру, что не будет вести себя безрассудно. Он жаловался: “До сих пор я не почувствовал, что были по достоинству оценены мои односторонние усилия разрушить стену недоверия, а также значимость информации, переданной мной в 1978 году”. Гилшер понимал, что это правда. Но он также понимал, что ЦРУ проявляло разумную осторожность. Они могли потерять агента, передавая ему пачки денег, тогда как его соседи по-прежнему были обречены на тяготы и лишения повседневной жизни. Даже у главы резидентуры Хэтэуэя возникали сомнения. “Куда, черт побери, он денет всю эту наличность? — часто спрашивал Хэтэуэй Гилшера. — Сложит на антресоли и будет на них любоваться?”{114}

Но Толкачев проявлял упрямство. Сначала он просил за те секретные данные, которые уже передал, 10 тысяч рублей, потом 40 и 50 тысяч{115}. Он настаивал, чтобы в будущем ему платили щедро — и в долларах. Он требовал как минимум той же суммы в долларах, что получил летчик Беленко, когда увел свой МиГ-25 в Японию в 1976 году. Толкачев писал, что слышал по “Голосу Америки”: это было “шестизначное число”.

Он тоже хотел шестизначную сумму.

1 мая 1979 года из штаб-квартиры Гилшеру и Хэтэуэю пришла телеграмма с новым планом выплаты Толкачеву “шестизначной” зарплаты. “Мы в принципе готовы предложить ему в общей сложности 300 тысяч долларов”, — говорилось в телеграмме. Однако, поскольку в Москве такие деньги хранить невозможно, в Лэнгли предлагали класть деньги под проценты на депозитный счет в западном банке, открытый на имя Толкачева либо на чье-то еще, или, скажем, положить на счет сразу 100 тысяч долларов и затем платить по 50 тысяч в год в течение следующих четырех лет. В телеграмме предлагался еще один вариант. “Поскольку деньги, очевидно, не единственный мотив, учитывая его слова о необходимости “одобрительно потрепать по плечу”, стоит задуматься, не будет ли уместна другая форма поощрения, — говорилось в телеграмме. — Нам приходит на ум, например, медаль, членство в нашей организации и (или) сертификат с признанием заслуг… Будет ли одна из этих “наград” удачным шагом с психологической точки зрения?”{116} Когда Гилшер составлял оперативную записку для следующей передачи Толкачеву, намеченной на июнь, он специально включил туда слова одобрения, вроде как потрепал по плечу. Но в следующие несколько недель главное управление опять засомневалось: а стоит ли все-таки выдавать Толкачеву столько денег? 18 мая директор ЦРУ Тернер, известный своим скептическим отношением к разведданным, полученным от агентов, одобрил выдачу Толкачеву 100 тысяч долларов за проделанную им уже работу — “в знак нашего доверия”, — но постановил производить остальные выплаты в течение пяти, а не четырех лет. Решение Тернера, о котором сообщалось в очередной телеграмме из штаб-квартиры, имело еще условие: “С учетом того, что поступления от него будут продолжаться”{117}.

Гилшер считал такое выворачивание рук крайне неразумным. Толкачев не проявлял колебаний. Он предложил план работы на 12 лет, из семи этапов, и, похоже, был готов с железной твердостью его выполнить. 22 мая Гилшер послал ответную телеграмму о том, что такие условия “не увязываются” с пожеланиями Толкачева. Обусловливать оплату продолжением работы глупо, писал он, “поскольку главная мотивация “Сферы” — не деньги”. Он также писал, что Толкачев предпочитает бессрочное соглашение, тогда как план штаб-квартиры рассчитан на пять лет. Гилшер советовал пообещать Толкачеву 100 тысяч долларов сразу и затем по 40 тысяч в год без каких-либо условий{118}. Гилшер упорно уточнял все финансовые детали, стараясь, с одной стороны, укрепить доверие Толкачева, а с другой — учесть сомнения штаб-квартиры. Он написал Толкачеву в оперативной записке к следующей встрече, что ЦРУ заплатит ему 300 тысяч долларов, но управление беспокоится о том, как передать и где разместить эти деньги. Гилшер предложил открыть для Толкачева на Западе сберегательный счет с выплатой процентов (8,75 процента годовых) и возможностью снятия средств, а также показывать ему при каждой встрече банковскую книжку. Гилшер также предложил подумать о “каких-то еще ценностях”, кроме денег{119}.