Обыкновенные девчонки (сборник) - Елена Ильина

Должно быть, Наташа понимала Катины мысли — она сочувственно кивала ей головой и бросала в сторону Стеллы неодобрительные, осуждающие взгляды.

А между тем Стелла уже вызвала другую ученицу, Тоню Зайцеву — тихую, робкую девочку, соседку Иры Ладыгиной по парте.

— О чем мы говорили на прошлом уроке? — спросила Стелла.

— О Северном Ледовитом океане, — чуть слышно ответила Тоня, испуганно глядя на Стеллу своими круглыми глазами.

— А на позапрошлом?

— О Великом Тихом океане, — еще тише сказала Тоня.

— А на позапозапрошлом?

— Тоже об океане, только о каком — не помню. Забыла.

— Почему забыла?

— У меня память плохая.

— Это неуважительная причина, — заметила Стелла.

— Как это — «неуважительная»? — спросила Настя. — Почему?

— Потому что неуважительная.

Тут уж Катя не выдержала. Она вскочила с места.

— Уж если спрашиваешь, — сказала она, задыхаясь от возмущения, — спрашивай справедливо! Людмила Федоровна напомнила бы, о чем говорилось даже на прошлом уроке, а тебе еще зачем-то понадобилось вспомнить позапрошлые…

— Тише, Снегирева! — остановила ее Стелла. — Я тебя не вызывала.

— Ну так вызови!

— В другой раз.

— Другого раза не будет, — сказала Катя, села на свое место и решительно отвернулась к окну.

— Нарочно слабых учениц вызывает, — сказала она вполголоса. — Хороших труднее сбить.

Еще одна двойка появилась в Стеллиной тетрадке — против фамилии «Зайцева». Но Стелле и этого показалось мало. В скобках она приписала: «По неуважительной причине».

Видно, ей приятно было разыгрывать из себя учительницу, да еще такую строгую.

Играть в школу Катя и сама любила. Но сейчас ей было не до игры. Кому охота играть, когда на душе так грустно! Еще и Аня не выздоровела, а уже заболела Людмила Федоровна, да так опасно! Шутка ли — горло резать… Нет, играть не хотелось. Да это и не была игра. Не игра и не урок.

Только сейчас поняли девочки, как интересно было на уроках у Людмилы Федоровны. Каждый день в последнее время, даже каждый час, каждая минута приносили что-нибудь новое.

Кате и в голову не приходило раньше, что самая большая гора на земном шаре — это все равно что пылинка на мяче, а самая глубокая впадина — все равно что царапина на арбузе, и что на Южном полюсе вовсе не жарко, а очень холодно…

И вот теперь Людмилы Федоровны нет. Во всех классах по-прежнему идут уроки, а у них, в четвертом «А», все словно остановилось.

Так бывает, когда в пути, на маленьком полустанке, внезапно остановится скорый поезд. Мимо деловито проносятся другие поезда, а этот стоит, и неизвестно, когда двинется дальше…

Уже и Стелла не знала, что ей делать теперь — кого вызывать и что спрашивать.

Но тут, к счастью, вернулась Надежда Ивановна.

— Простите, девочки, — сказала она, — мне пришлось задержаться. Вера Александровна вызвала меня по очень важному делу. Оно касается вас…

— Нас?.. — Все так и впились глазами в Надежду Ивановну.

— Да, девочки. Вы же сами понимаете — Людмила Федоровна вернется не скоро, а вам нельзя долго оставаться без учительницы.

— Кто же у нас будет?

— Новая учительница, тоже очень хорошая.

— А может быть, Людмила Федоровна еще поправится?

— Конечно, она поправится. Но чем дольше она будет отдыхать, тем лучше для нее.

— И хуже для нас, — сказал кто-то.

Надежда Ивановна слегка нахмурилась:

— Ну а что вы без меня делали? Успели что-нибудь?

— Нет, — ответили девочки. — Ничего не успели.

— А надо было хоть что-нибудь успеть. Взяли бы да почитали какую-нибудь книжку. Или порисовали.

— Я спрашивала их, — немного смущенно сказала Стелла.

— Что спрашивала?

— То, что уже прошли…

Надежда Ивановна посмотрела вокруг и увидела по лицам девочек, что они не очень довольны Стеллиным уроком.

— Спрашивать — это не такое простое дело, — сказала она. — Иной раз потрудней, чем отвечать.

Стелла опустила глаза и слегка покраснела. Но Надежда Ивановна этого как будто не заметила.

— Ну, ничего! — сказала она успокоительно. — Сейчас у вас будет рукоделие, потом английский. Все пойдет своим порядком.

— А завтра приходить?

— Конечно, приходите. Обязательно. Завтра у вас — пение, физкультура.

— А уроки кто нам задаст? Вы, Надежда Ивановна?

— Да, я. Леночка, дай-ка мне сюда твои книжки.

Надежда Ивановна села за стол и, перебирая страницы учебников, стала говорить девочкам, что им прочесть, что переписать и какую решить задачу.

На следующий день в классе было так же неуютно, как и накануне. Все было как будто в порядке: класс проветрен, доска протерта начисто, мел приготовлен. Но не хватало чего-то самого важного и главного — будто хозяйка ушла из дому.

В других классах двери уже закрылись, стало тихо, и только в четвертом «А» дверь все еще стояла распахнутая, точно поджидая кого-то. Девочки поминутно выбегали на цыпочках за порог, чтобы поскорей узнать, придет ли к ним опять Надежда Ивановна или, может быть, уже явилась новая учительница. Какая она? Старая или молодая? Добрая или строгая? Никто ничего не знал, но все были уверены, что она будет, конечно, хуже Людмилы Федоровны.

— Ой, идет! — вдруг пронеслось по классу.

Катя вместе с другими выглянула за дверь, но в конце коридора показалась не учительница, а какая-то стриженая длинноногая девочка с сумкой в руках…

— Аня!..

Аня — это и в самом деле была она — вбежала в класс и, бросив сумку на парту, принялась по очереди здороваться с подругами. Ее обступили со всех сторон. Кто мерился с ней ростом, кто проводил ладонью по ее стриженой голове, кто просто тормошил, прыгая возле и приговаривая: «Ой, Анечка вернулась!»

— Катя, — сказала наконец Аня, освободившись от дружеских объятий, — ты, значит, не сердишься на меня? Нисколько-нисколько? А я, знаешь, простить себе не могла, что вела себя тогда так глупо. Но ведь я сама не знала, что уже заболела. Мне все казалось, что меня обижают, не любят, а это было просто от болезни.

— Да что ты, Анечка! — говорила Катя. — Я так и поняла. И Наташа тоже.

— Нет, вы не знаете, — сказала Аня, прижимая оба кулака к груди и обращаясь сразу к Наташе и Кате, — нет, вы не знаете!.. У меня тогда все так запуталось! Если бы меня не взяли в больницу, я бы могла все распутать, поправить в тот же самый день. Или хоть на другой день. В школу бы пришла и все объяснила бы. А вот когда я заболела и меня в больницу забрали, да еще в заразное отделение, — тут уж я ничего не могла сделать. Хотела вам письмо написать — говорят: нельзя. Хотела, чтобы кто-нибудь ко мне пришел, — опять: нельзя. Все нельзя да нельзя! Хорошо еще, что вы сами догадались мне письмо написать!.. Разворачиваю посылочку — и вдруг на колени мне падает твоя Дюймовочка, Наташа. Я сразу поняла, что вы не сердитесь, и так обрадовалась, так обрадовалась! Только одно досадно — обратно ее уж не выпустили, твою Дюймовочку. Такое отделение!