Бисмарк. Биография - Джонатан Стейнберг

...

15 июня 1847 года подошел черед Бисмарка выступить на Соединенном ландтаге по вопросу гражданского равенства евреев:

...

Бисмарк говорил то, что думали большинство его коллег-юнкеров, и в данном случае он принадлежал к депутатскому большинству.

17 июня 1847 года Соединенный ландтаг двумястами двадцатью голосами против двухсот девятнадцати отказал евреям в праве занимать государственные должности и служить христианскому государству32. 23 июля 1847 года был принят Judengesetz (Еврейский закон), запрещавший евреям пользоваться правами stndische , то есть наследственными сословными и статусными правами. Они не могли ни избираться в окружные и другие провинциальные сеймы, ни пользоваться какими-либо правами, связанными с владением дворянскими поместьями, несмотря на то что некоторые состоятельные евреи уже приобрели поместья, теоретически дававшие им такие права как собственникам33.

Ультраправая группировка Бисмарка и его друзей, вопреки их желаниям, стала парламентской партией, и менее чем через год в Пруссии появится своя конституция. Им недоставало идеологии, как написал Роберт Бердал, «той идеологии, которая предложила бы теорию сильной монаршей власти без бюрократического абсолютизма», а в 1847 году они располагали лишь концепциями традиционного господства дворянства Адама Мюллера и Карла Людвига фон Галлера, приравнивавшими государство к большой семье34.

Теоретическая помощь пришла от выдающегося и теперь почти забытого мыслителя – Фридриха Юлиуса Шталя (1802–1861). Родившись Юлиусом Йольсоном в Вюрцбурге в ортодоксальной еврейской семье, он после обращения в лютеранство 6 ноября 1819 года взял себе фамилию Шталь и имя Фридрих. Впоследствии Шталь стал главным правовым авторитетом в консервативном движении. Он написал двухтомный труд по философии права, в котором подверг резкой критике не только идеологов Просвещения, но и всю традицию естественного права. Ему хватило интеллектуальных сил для нападок на Гегеля и для создания альтернативной субъективной теории правовых основ. Он считал: полагаться исключительно на разум равнозначно тому, чтобы, «приняв глаз за источник света, пытаться изучать историю не путем исследования событий, а посредством анализа строения и структуры глаза»35. Шталь придерживался преимущественно бёркианской концепции истории и институционализации, но основывался не на либеральных взглядах на историю, а на ортодоксальном лютеранском убеждении в человеческой греховности и порочности.

В 1848 году Шталя избрали в верхнюю палату, и он вошел в число тринадцати самых крайних консерваторов, став их духовным лидером. Его биограф Эрнст Ландсберг назвал «иронией истории» тот факт, что великие христианские неопиетисты-землевладельцы выбрали себе вождем этого маленького, тщедушного, скромного и чрезвычайно учтивого буржуя, всегда одетого в черный костюм и похожего больше на священника, а не на профессора права, говорившего режущим слух голосом и всем обликом напоминавшего о своем национальном происхождении36. Когда 10 августа 1861 года Шталь умер, Ганс фон Клейст написал Людвигу фон Герлаху:

...

Герлах, принадлежавший к «заново родившемуся» крылу лютеранских пиетистов, был несколько иного мнения о Штале. Спустя шесть лет он писал приятелю:

...

Революционные годы придали прусскому консерватизму новую идеологическую направленность, а Бисмарка обеспечили платформой для выстраивания политической карьеры. Возможно, Шталь и проповедовал «вульгарный конституционализм», но конституционализм был неизбежен в любом случае. Тоже по «иронии истории» ультраконсерватор Отто фон Бисмарк нуждался в конституциях и парламентах для демонстрации своей исключительности. Морица фон Бланкенбурга восхитили речи Бисмарка по еврейскому вопросу, и он с удовлетворением говорил Людвигу фон Герлаху: еще недавно, 4 октября 1846 года в доме Триглаффов Бисмарк выступал за отделение церкви от государства, а теперь чудесным образом превратился в сторонника христианского государства39. Лотар Галль воспринимал эту внезапную перемену с определенной дозой скептицизма:

...

И Галль, и Маркс пытались выяснить, насколько искренне и серьезно Бисмарк говорил о христианском государстве, и они потратили немало усилий на то, чтобы согласовать эту речь с его скептическим отношением к религиозным доктринам и ставшими известными особенностями его веры в Бога. Безусловно, Бисмарк был по-своему верующим человеком, и Маркс с Галлем просто не захотели замечать того факта, что его речь о положении евреев была насквозь пронизана циничным оппортунизмом. Он лишь воспользовался представившимся случаем для того, чтобы распустить павлиньи перья и подкрепить репутацию грозного оратора. На мой взгляд, самое верное объяснение религии Бисмарка дал Пфланце:

...