Обреченный мир - Аластер Рейнольдс

– Знаю, это дико, – проговорила Мерока, когда шум каравана почти стих, – но привыкнуть можно. Либо привыкаешь, либо сходишь с ума. Я выбор уже сделала.

– Не мне тебя судить.

Они поднялись и убрали оружие.

– Не думай, что мне плевать… Просто их много, а нас слишком мало. – После каждого предложения Мерока делала паузы, с заметным трудом подбирая слова. – Вот если бы жители Клинка объединились, собрали армию… спустились сюда – что-то, может, и получилось бы. А это разве возможно? Черта с два! Рой простит нас раньше, чем это случится.

– Что еще за Рой?

– Рой – это то, из-за чего тебе, Мясник, не следует волноваться.

На рассвете Кильона разбудило ржание. Кони чего-то испугались, и среди еще не развеявшейся тьмы он слышал сердитое бормотание Мероки, пытающейся их утихомирить. Выбравшись из-под теплого одеяла, Кильон поежился от предрассветной прохлады. Кружилась голова, словно он слишком резко вскочил. Что встревожило коней? Он глянул на дорогу – пусто. Еще одного каравана черепов слышно точно не было.

С трудом вглядываясь в темноту, на ватных ногах Кильон побрел на шум. Мерока гладила испуганных коней по мордам, стараясь успокоить. Те били копытами, дико сверкали глазами, скалили зубы, прижимали уши к головам.

– Что-то раздражает их, Мясник. – Мерока выбилась из сил, пытаясь усмирить отчаянно рвущихся из рук лошадей.

– Похоже на то. – Он покрепче перехватил поводья своего коня и прижал ладонь к его блестящей от пота шее. Лошадиное сердце стучало, как часы, заведенные слишком сильно. – Что-нибудь видела или слышала?

– Всю ночь было тихо, как в склепе. Потом кони начали эту свистопляску.

У Кильона мелькнула одна мысль, но он решил пока ею не делиться.

– Как ты себя чувствуешь, Мерока?

– Словно всю ночь не спала. Да и предыдущую тоже.

– Я имел в виду помимо этого.

Девушка повернулась к нему. Лицо ее, обычно бесстрастное, выражало недоумение.

– Почему ты об этом спрашиваешь?

– Да потому, что сам неважно себя чувствую. Либо съел что-то несвежее, либо… – Не выпуская коня, Кильон свободной рукой засучил рукав и глянул на часы.

Стрелки и циферблаты отливали бирюзовым. Лошадь рвалась из рук, и рассмотреть время было трудно. Кильон сосредоточился и наконец понял, что к чему. Часы показывали разное время, минутные стрелки больше не двигались синхронно. Разница между самыми спешащими и самыми отстающими часами уже составила пятнадцать минут.

– Что-то не так?

– Перед тем как заснуть, я проверял синхронность. Тогда все часы шли одинаково. А сейчас… разбегаются. – Кильон с трудом подбирал слова; казалось, высказав свое подозрение, он воплотит его в реальность. – У меня симптомы, похожие на зональное недомогание. Часы подтверждают: что-то происходит. Кони нервничают. Животные чувствуют такие явления раньше людей и машин.

– Может, это просто порыв.

– Ну, может, и так, – согласился Кильон, а сам вспомнил подозрение Фрея о том, что приближается нечто глобальное. Что-то куда серьезнее простого порыва. – Думаю, у нас неприятности, – проговорил он. – Я должен оценить динамику изменений и просчитать дозу антизональных для нас обоих.

Едва он это сказал, из коней словно пар выпустили. Они перестали бить копытами и трясти головами. Зрачки у них сузились, уши поднялись. Животные фыркали и сопели, показывая людям, что отнюдь не спокойны, но то, что их взволновало, временно исчезло.

У Кильона до сих пор кружилась голова и дрожали ноги, однако недомогание постепенно проходило. Он отпустил коня побродить и подвел часы, выставив на всех более-менее точное время. Теперь он будет внимательно за ними следить.

– Что ты сказал?

– Может, это был и впрямь порыв.

– Да, порывы случаются. Я чувствую себя нормально, а ты?

– Что-то накатывало, но уже проходит.

– Небось граница подтягивалась к нам на пару мгновений, а потом вернулась обратно.

Кильон снова прислушался к ночи – тишина.

– Думаю, заснуть мне больше не удастся. Сна ни в одном глазу.

– Ждать еще долго. За тобой не скоро приедут.

– Ничего страшного. Может, это тебе стоит передохнуть, а я за лошадьми пригляжу.

– Ну, если ты настаиваешь… – подумав, согласилась Мерока. – Только, чур, не дремать.

– И не собираюсь, уж поверь.

Кони более-менее успокоились, и довольная Мерока скользнула под одеяло. Кильон наблюдал за ее темным силуэтом, прислушиваясь к дыханию девушки. Наконец оно выровнялось: Мерока заснула. Тяжелый день ждал и ее: предстояло в одиночку вернуть обоих коней к подножию Клинка – на одном ехать, другого вести в поводу.

Кильон нашел удобный пригорок и опустился на него. Голова работала, словно в турборежиме. Лошади сопели и фыркали, но слушались. Короткой памяти животных впору позавидовать. Он снова глянул на часы. Светящиеся точки циферблата напоминали круглое созвездие. Все стрелки двигались синхронно. Часы собирали так, чтобы на зональные изменения они реагировали чуть иначе, а не спешили или отставали в унисон. Ради этого их и купили. Тем не менее определить по ним время было непросто; проконтролировать, что они заведены и идут, – тоже. Гражданам Неоновых Вершин на часы смотреть лень. Они уверены, что вездесущий Пограничный комитет оперативно уведомит их о зональном сдвиге. Большинство носят часы в качестве модного аксессуара и едва помнят, как определять время. То же самое в разной степени относится к другим районам. Зато во Внешней Зоне все решают только часы. Здесь нет Пограничного комитета, и Кильону оставалось полагаться лишь на себя, решая, когда принять антизональные, какие и в какой дозировке.

Следующий сдвиг подкатил так внезапно, что часы едва успели среагировать. Если в прошлый раз у Кильона закружилась голова, то сейчас он почувствовал жуткое давление в глазах и непроизвольно охнул: такой сильной и неожиданной была боль. Встать Кильона подви́г летательный рефлекс, а не осознанное желание. Он сжал виски – боль усилилась, превратившись в клин, который вонзился в мозг меж полушариями. Подкатила рвота. Шатаясь, Кильон побрел, не разбирая дороги. Казалось, земля лихо накренилась, приподнявшись к небу. Он повернулся вокруг своей оси, борясь с рвотой, и увидел коней, черными мешками лежащих на земле, словно их пристрелили. Мертвы они или без сознания, Кильон не знал, но чувствовал: если не удержится на ногах, станет таким же бессильным мешком. Он уже двигался как во сне, словно разум отторгал реальность, сметая защитные барьеры.

Кильон разыскал Мероку. С той творилось неладное. Обессиленная и беспомощная, девушка билась в конвульсиях под одеялом. Ее зональная выносливость была куда ниже, чем у Кильона. Если он страдал от боли и дезориентации, то Мерока без немедленного введения лекарства долго не протянет. Но лучше не давать ей ничего, чем ошибиться с препаратом. Кильон опустился на колени и коснулся Мероки, надеясь успокоить или хоть привести в сознание, но девушка продолжала биться в судорогах. Он дотронулся до ее рта – ладонь обрызгала кровавая слюна.