Вот тебе и сказка, Наташ - Татьяна Гуркало

И даже не северный пушистый лисец.

На полпути к нужному Наташе корпусу случился парень. Незнакомый, хотя она его мельком точно видела. Слишком уж запоминающаяся внешность — высокий, смуглый, как араб, с шикарным, орлиным носом и черными, наглыми глазами. И этот тип улыбался. Изо всех сил и весьма натянуто. Словно его отправили укрощать тигров, пообещав, что именно искренняя и очень широкая улыбка в этом деле поможет.

— Ага, — задумчиво ответила Наташа на его приветствие. — И тебе не болеть. А то, знаешь ли, погода дело переменчивое, а радикулит уже на всю жизнь.

Парень улыбку не удержал, посмотрел растерянно, на кого-то оглянулся, а потом опять стал улыбаться. И ладно бы поулыбался и ушел. Так нет, ему понадобилось рассказать, что зовут его Атьшен, что он старшекурсник, отличник, просто чудесный парень и что он готов днем и ночью помогать в учебе первокурсницам.

— Ага, — повторилась Наташа, заподозрив, что либо он с кем-то поспорил на то, поверит ли она в эту чушь, либо… а черт его знает, что ему в голову втемяшилось. Так что пришлось улыбнуться в ответ, отказаться от помощи, а потом наклониться и по секрету признаться: — А еще я смуглых людей боюсь, меня в детстве чуть цыгане не украли. С медведем, наверное, спутали, с медвежонком. Я тогда была в такой коричневой, лохматой шубке и дело происходило в цирке.

Улыбку парень опять не удержал и, прежде чем опомнился, успел даже наградить прекрасную деву взглядом, явно намекавшим, что у нее не все дома.

— Конечно не все, — рассеяно сказала Наташа опять улыбающемуся добродетелю. — Пара тараканов еще вчера на море уехали, у них медовый месяц. Удачи с поиском наивных первокурсниц.

И ушла, спиной чувствуя его взгляд. Недобрый такой взгляд. Аж захотелось котика натравить.

— Лучше бы голые мужики прыгали, честное слово.

А голых мужиков так и не случилось. Случились одетые. Пока Наташа шла, вдоль несанкционированно протоптанной тропы, как грибы после дождя, попадались парни. Разные. Улыбчивые и серьезные. Красавцы и так себе. Одни предлагали помощь, другие чуть ли не жениться, третьи рассказывали о ее уме и красоте неземной. И да, Наташа бы даже впечатлилась, особенно речью очередного блондина, говорившего искренне и проникновенно. Но этих парней было слишком уж много, некоторые даже самым банальным образом пытались избавиться от конкурентов, затолкав их в кусты.

— И к чему это? — спросила саму себя девушка. — Я же не могла случайно пожелать для себя такое нашествие? Или могла? Ой, блин, я же говорила про принцев, которые будут в штабеля складываться. А котик взял и исполнил… интересно, настолько влиять на людей он умеет? Я забыла Осатина, эти резко воспылали ко мне… чем-то.

Наташа остановилась, немного посверлила взглядом ни в чем неповинное дерево и, вздохнув, пошла дальше. Далеко уйти, правда, не успела. Потому что ей чуть ли не под нос сунули букет каких-то красных цветов.

— О, — сказала девушка, опять остановившись.

Владелец букета торжественно и явно заученно начал нести чушь про небесный взгляд и губы-лепестки. А Наташа даже на его лицо не посмотрела, она не могла оторвать взгляд от букета. Потому что это был очень странный букет. Над цветами висело легкое, разноцветное, как мыльные пузыри, марево. Их контуры не то, чтобы светились, а словно выделялись тончайшей белой линией. И по этой линии, пульсируя, что-то медленно текло, вроде бы. А чем ближе к срезам, тем шире и тусклее линии становились, пока совсем не исчезали.

И, да, когда букет Наташе вручили, она его взяла. Кажется, поблагодарила. А потом развернулась и пошла в обратном направлении. Потому что именно в том направлении была библиотека со справочниками и одна вечно чхающая преподавательница в корпусе зельеваров.

Мастер Тьевна Катшасу на самом деле очень любила свою работу. Она ее обожала. Причем, настолько, что даже когда после одного не шибко удачного эксперимента развилась аллергия на цветочную пыльцу и травяную труху, упорная мастер эту работу не бросила. Просто потому, что верила, где-то среди множества бестолковых студентов и студенток обязательно болтается один самый натуральный не ограненный алмаз, способный превратиться в, невероятной красоты, бриллиант. И выглядеть этот алмаз может, как угодно. Хоть бестолковой девчонкой, способной думать только о нарядах, хоть парнем с вечно побитой физиономией и сбитыми костяшками. И однажды этот алмаз обязательно себя проявит.

Да, Тьевна любила свою работу и верила в чудеса, возможно из-за того, что ее прабабушка была феей. А феи в принципе умели зацикливаться на цветах и сладостях. Такова их природа. И в чудеса умели верить, как никто другой. Впрочем, они их и творить умели, частенько, сами не понимая как. А вот Тьевне от прабабушки не досталось ни крыльев, ни чудес, ни присущей феям изящности. Может еще поэтому она так держалась за свою любовь к травам и практическому травоведению.

В тот момент, когда в небольшую каморку за лабораторией ворвалась студентка с букетом, Тьевна как раз проверяла очередные «гениальные» отчеты третьекурсников, набравшихся этой «гениальности», кто в королевской оранжерее, кто на собственном подоконнике, где упорно пытался вырастить новый сорт петрушки. Попутно мастер ела бутерброд, запивала его бодрящим взваром из сушеных яблок и алого щитовика, и слушала флейту, записанную в хране для звуков.

И тут студентка. С перепуганными глазами и непонятным выражением на лице. Она даже не постучалась. Просто зашла, нервно поздоровалась и уронила свой букет на стол преподавателю.

— Они светятся и переливаются, — сказала страшным шепотом и села на ближайшую табуретку, похоже, даже не заметив, что там валяется часть отчетов. Отложенных на потом, потому что их авторы отличались особенной «гениальностью» и читать эти опусы следовало небольшими дозами, а то так можно даже неведомое чудовище из неведомых глубин случайно вызвать.

Тьевна чхнула, привычно поправила защитный контур, спасавший от большей части проявлений аллергии, а потом с интересом посмотрела на букет.

— Кровавый бархатник, — опознала цветы с первого взгляда. — Потрепанный. Довольно редкий цветок, у нас почва неподходящая для них. Так что наверняка сворованный одним из моих «гениев» в королевской оранжерее. Интересно, у него руки из-за сока уже чешутся или догадался перчатки надеть?

Студентка похлопала глазами, а потом посмотрела на свои руки.

— Да, — задумчиво сказала Тьевна и махнула рукой себе за спину. — Там в простенке умывальник и мыло. Руки лучше помыть тщательно. А то сок этого растения очень коварен, он не жжется, не оставляет пятен, просто постепенно разрушает кожный покров и, если вовремя его не смыть, могут появиться даже язвочки, которые плохо заживают.

— Терпеть не могу смазливых придурков! — душевно сказала девушка и послушно пошла отмывать зловредный сок.

Отмывала она довольно долго, что-то при этом бормотала и пыхтела, напоминая ежика. Тьевна за это время успела доесть бутерброд и дочитать опус, в конце которого написала все, что о нем думает, причем, всего в двух фразах. И она очень надеялась, что автор этого опуса послушается доброго совета и наконец-то хотя бы прочитает введение в основы травоведения. Не говоря уже о запоминании пяти основных тезисов, без которых он так и будет писать приключенческие романы в мире растений, вместо нормальных отчетов.