Глупое сердце - Шэрон Кендрик

Вскоре приехал доктор и приложил ужасно холодный стетоскоп к ее груди. Потом измерил ей температуру.

— Температура запредельная, — объявил он Риккардо. — Вы должны следить за тем, чтобы ваша подруга пила много жидкости и регулярно принимала анальгетики. Она подхватила грипп, но через несколько дней ей станет лучше.

Энджи хотела возразить, что она вовсе не его подруга, но сил уже не было. Она попыталась оторвать голову от подушки:

— Я не могу оставаться здесь до… а-апчхи…

— Отдыхайте, — строго велел доктор.

— О, я уж прослежу за этим, — мрачно сказал Риккардо.

По правде говоря, это было настоящее блаженство. Ради этого стоило заболеть. Потому что Энджи еще никогда так не баловали. Даже когда она была моложе, баловали всегда Сэлли, ее младшую сестренку. Сэлли, которая была папиной любимицей и которая была так безутешна после его смерти, что требовала постоянного повышенного внимания от своей скорбящей матери. И от Энджи — вечной утешительницей их обеих. Всегда надежной Энджи, которая смиренно все принимала и никогда ни на что не жаловалась.

Две ночи и два дня она пролежала в поту, то засыпая, то опять просыпаясь. Однажды — к своему большому смущению — она увидела, что Риккардо, засучив рукава, обтирает губкой, смоченной в теплой воде, ее обнаженное тело. Слабые руки взметнулись в нерешительной попытке прикрыть пылающую грудь, но он остановил ее строгим взглядом.

«Интересно, — думал Риккардо, — что бы она сказала, если бы осознала, что в последнюю ночь, в бреду, прижималась к нему и умоляла не оставлять ее?» И ему потребовалось мобилизовать всю свою волю, чтобы прикрыть ее тонкой простыней, вместо того, чтобы обнять ее дрожащее тело, как она просила…

Однако на третий день Энджи проснулась от запаха кофе и ощущения того, что кто-то вынул из ее головы вату, которая почему-то там была. Испуганно заморгав, она с недоумением осмотрелась. Ее быстро проясняющаяся голова отметила огромные размеры спальни, и ее недоумение еще больше усилилось. А потом все поняла.

Она находилась в спальне Риккардо! Лежала в его постели. Одна.

Энджи огляделась. Мебель была старинной, полированной. На стенах висели изумительные тосканские пейзажи. Белоснежные розы в вазе источали тончайший аромат, из огромных окон открывался вид на Грин-парк. Ее кожу ласкала какая-то нежная ткань, а приподняв простыню, она увидела, что на ней надета элегантная длинная ночная шелковая рубашка. А это еще откуда?

Ее ноги были очень слабыми, и на то, чтобы встать с постели, ей потребовалось время. Но через несколько минут Энджи почувствовала себя достаточно окрепшей, чтобы двигаться, и направилась в смежную ванную комнату с уверенностью человека, который бывал здесь и раньше, хотя и не помнил, когда именно. Взглянув на себя в зеркало, она едва не закричала. И было от чего.

Растрепанная, щеки ввалились, под глазами темные круги. Должно быть, она потеряла в весе не меньше пяти фунтов. Но щеки уже начали розоветь, и глаза выглядели на удивление ясными. Найдя в шкафчике новую зубную щетку и мыло, она почистила зубы, умылась и, взяв одну из его щеток, попыталась привести хоть в какой-то порядок свои спутавшиеся волосы.

Вернувшись в спальню, она услышала звуки радио и какое-то движение в другой части апартаментов. Энджи отправилась по коридору на этот шум и вскоре очутилась в кухне, где увидела Риккардо с кофейником в руке. Он был в темных брюках, шелковой рубашке и… босиком. Черные волосы еще не высохли после душа.

Видимо, он услышал, как она вошла, потому что повернулся и посмотрел на нее таким оценивающим и недоуменным взглядом, что Энджи почувствовала, как краснеет. Не потому, что ощущала себя неодетой — он видел ее и совсем обнаженной, — а потому, что у нее возникло такое ощущение интимности, какого никогда еще не возникало. «Но этого не может быть, — сказала она себе. — Это просто кажущаяся интимность».

— Ты выглядишь гораздо лучше, — одобрительно заметил он. — Намного лучше.

— Я и чувствую себя намного лучше, Риккардо… — Она скрестила руки на груди. — А что произошло?

— Ты была больна, — мягко сказал он. — Больше ничего.

— Значит, ты был… был…

— Только не сейчас. Сядь, пожалуйста.

Не дав ей договорить, он показал на черное кожаное кресло с набросанными подушками, и Энджи с благодарностью села, чувствуя, что слабость в ногах гораздо сильнее, чем ей казалось.

— Кофе? — спросил он.

«Интересно, — подумала она, — а ему не приходит в голову, что мы неожиданно поменялись местами? Что теперь он заботится обо мне? А я к этому не привыкла…»

— Пожалуйста.

— И что-нибудь перекусить, как я представляю? Ты наверняка голодная?

— Умираю с голоду.

— Как насчет яичницы?

— Это было бы просто замечательно!

Неожиданно он понял, что что-то напевает, растапливая масло в сковородке. А спустя минут десять они уже сидели рядышком за его кухонной стойкой и уплетали омлет, хлеб с изюмом и пили крепкий черный кофе.

Энджи наслаждалась моментом, хотя и понимала, как больно будет ей этого лишиться. Они никогда не были так близки раньше, хотя близость другого рода была им хорошо знакома. И после всех недавних бурь в их деловых отношениях оставалось главное — то, что они были единой командой. По крайней мере, расстанутся они по-хорошему, их давнее партнерство заслуживает этого.

— Спасибо, Риккардо, — тихо сказала Энджи. — За то, что так прекрасно ухаживал за мной…

— Мне не нужна твоя благодарность.

— Все равно, спасибо.

Она увидела, как он улыбается, и ей захотелось сказать ему: «Перестань улыбаться! Перестань быть таким, какого невозможно не любить, лучше стань опять невозможным!» Увы, Энджи знала, что ведет безуспешную борьбу. Потому что она любила Риккардо именно тогда, когда он был невозможным. Любила его в своей постели. Любила, несмотря на его непонимание и злые слова. Она понимала, что будет вечно любить Риккардо Кастеллари, и это было той причиной, по которой она должна была уйти от него.

— Тем не менее, после такого вкусного завтрака — или это был ленч? — думаю, мне лучше больше не действовать тебе на нервы.

Риккардо нашел это высказывание не только глупым, но совершенно неуместным. В данный момент для него не было ничего желаннее, чем почувствовать, как она ерошит его волосы своими длинными пальцами…

Он пытливо посмотрел на нее черными глазами:

— Почему бы тебе не остаться здесь еще на какое-то время?

У нее заколотилось сердце.

— Остаться?

— А почему бы и нет? Здесь гораздо комфортнее, чем у тебя. К тому же внизу находится целый штат слуг, которые готовы разбиться в лепешку ради тебя. А я скоро уезжаю в Нью-Йорк. Ты ведь помнишь?

Как это ни ужасно, но она почувствовала, как биение ее сердца замедлилось и чувство отчаяния снова захлестнуло ее. Какими же безнадежно глупыми бывают женщины! Неужели она думала, что Риккардо пригласил ее потому, что получил привилегию ухаживать за ней во время ее неожиданной болезни?