Война или мир - Влад Савин

Попадание в моторный отсек — и «паттон» вспыхнул как свечка. Майор сполз в башню — контуженный, или раненый. А Джо вылетел из люка, как пробка из бутылки шампанского, выброшенный неведомой силой. Затем наружу выпрыгнул сержант Боб с ловкостью циркового акробата, скатился в кювет (бывший, по счастью, слева от дороги) и пригибаясь, побежал назад, к хвосту колонны. Рвались снаряды, горели танки — а сержант с «пурпурным сердцем» бежал, спасая свою жизнь — помня, как он получил эту награду (в армии США положенную за ранение в бою), ну хоть в танке не сгорю! «Паттон», при всей рекламе, оказался дерьмом — горит так же хорошо, как «шерманы» от снарядов «пантер»!

Один из грузовиков горел, остальные были целые — стояли, не зная что им делать. Сержант заскочил на подножку, крикнул — разворачивайся, гони! Сидевший рядом с шофером капрал из тыловых стал возражать, не было приказа, и как тут ребята? Сержант не стал спорить, а просто ударил его кулаком в голову, вышвырнул из кабины, сам сел на его место, и прорычал водителю — гони назад! Если хочешь жить.

Сержант Боб Купер и водитель, рядовой Харт, были единственными из 66го батальона, кому повезло вернуться.

Полицейский Линден действовал точно по инструкции. Получив известия о нарушении границы, он первым делом позвонил в ближайшую воинскую часть. Таковой оказался резервный полк Фольксармее, вернее, одна из его пехотных рот и одна из танковых рот, размещенных рядом — и по счастливой случайности, также отмобилизованная и выведенная к границе в «угрожаемый период». Информация пошла и выше, и военному, и полицейскому начальству, и трещали телефоны, и приходили в движение войска — но вот остановить агрессора немедленно могли лишь рота танков, десять старых Т-54, полученные от русских, и неполная рота пехоты, имеющая по штату пулеметы и гранатометы РПГ-44. Зато резервисты отлично знали местность возле своего дома. Старшие возраста, согласно закону — и за прицелами сидели те, кто отвоевал в танке, в том числе и на Остфронте, а не безусые новобранцы.

Позиция, которую успели выбрать и занять, была не из лучших. Но нельзя было позволить американцам ворваться в городок Ферстнер, лежащий прямо на их пути. И надо было продержаться совсем недолго — война это, или провокация, но части русских и Фольксармее уже шли на помощь. Десять стволов против пятидесяти — если бы американцы решительно атаковали в первую же минуту, еще неизвестно, чем бы кончился бой! Хотя — оказалось, что у янки нет пехоты! А без нее, преодолевать лесополосу, в которой засели стрелки с РПГ, танкам ну очень опасно. И все же — умирать никому не хотелось. Если бы американцы послушались полицейского, развернулись и ушли — по ним бы никто не стрелял. Ну может быть, успели бы перехватить у самой границы. Но американский майор сам подписал приговор и себе, и своим людям.

Первые два залпа были как в полигонных условиях. Повезло, что выбитыми оказались именно «паттоны», одиннадцать из двадцати одного, даже не успев вступить в бой. Все же у американцев еще оставался последний шанс, немедленно отступить — да, по обстреливаемой дороге, и были бы потери, но больше половины батальона бы спаслись! Но не было в эфире голоса командира, никто не управлял боем в первую минуту. Действия янки были в общем верны, если принять наступательную тактику — вторая рота вместе с остатками первой затеяла перестрелку, пытаясь сковать противника, в то время как легковооруженные и слабобронированные, но резвые «бульдоги» третьей роты рванули по полю в обход. Их встретил огнем левофланговый взвод, и еще гранатометчики, успевшие перебежать под огнем на левый фланг обороны.

И тут со стороны Ферстнера показались советские Т-55, батальон с мотопехотой, совершившие спешный марш в помощь немецким товарищам. Развернулись по полю, и зашли американцам в тыл, ударили в корму и по бортам — гвардейские экипажи стреляли убийственно метко, даже в темноте, из стабилизированных 105-мм пушек с ночными прицелами. Американцы, охваченные уже с трех сторон, оказались в безнадежном положении, не отступить, и даже в плен не сдаться, как это сделать в танковом бою? Последними сгорели остатки третьей роты, четыре «бульдога» были подбиты гранатометчиками уже возле лесополосы.

Немцы потеряли четыре танка и двадцать шесть человек убитыми, считая и пехоту, раненых было свыше сорока. Советские отделались перебитой гусеницей на одном Т-55. Американцы потеряли все танки и машины, кроме одной, удравшей в самом начале боя. Было и пятнадцать пленных, из экипажей подбитых танков, и тыловики из грузовиков.

— Ну вот, повоевали! — сказал советский комбат немецкому гауптману-резервисту — ну что, теперь «дружба-фройдшафт»? Дай пять, немчура!

И протянул руку. Немец пожал — зная, что у русских это не только приветствие, но и признание дружбы.

— Однако не похоже, что они шли воевать — заметил гауптман — без пехоты, без разведки, без дозора, походной колонной. Даже для самоуверенных янки это слишком. А пленные говорят, что имели приказ лишь на перебазирование. И что просто заблудились.

— А это уже те кому надо разберутся — ответил комбат — пока что, первый бой мы выиграли. Хорошо б и завтра так же.

— Думаете, товарищ, будет война?

— А куда деться? — сказал комбат — если уж пошла такая пьянка, танки десятками горят, ну прямо как на Одере! Тьфу — ты уж прости, камрад.

— Я тоже был на Одере — произнес гауптман — был ранен у Цедена. Седьмой танковый корпус, 24я танковая дивизия. Не СС.

— Ну а я как был тогда в Первой, у Катукова, так и сейчас там — ответил комбат — и что до прошлого, то у нас говорят, «за честную драку не судят». Так что давай вместе думать, как действовать, если завтра пиндосы продолжат, с утра.

Гауптман слова не понял. Комбат пояснил.

— Было дело, пересекался я с одним из осназа, так он американцев именно так называл, «пиндосы». С презрением — видать, это оскорбление у них такое. Наверное, сильно его достали — он тогда уже намекал, что мы с ними сцепимся, долгого мира не будет. Прав ведь оказался — интересно, где он сейчас?

Однако же, в ушедшем наверх подробном рапорте, написанном совместно и советской и немецкой стороной, факт что американцы шли, совсем не готовые к бою, был отражен. Что в дальнейшем внесло лепту в мирное урегулирование инцидента. Хотя в ту ночь в войсках Первой Танковой армии, и немецких дивизий на ближайшем участке границы (дальше информация на «низовом» уровне не успела дойти) были убеждены, что завтра начнется война.

И встанет в следующем году на обочине дороги, неподалеку от городка Фестнер, скромный памятник немецкому полицейскому Линдену, до конца выполнившему свой долг. Бронзовая статуя, с портретным сходством, в руке поднятый жезл — а ограда, по утверждению жителей городка, из брони сгоревших «паттонов».

А его напарник, полицейский Клаус Фукс будет награжден советской медалью «За боевые заслуги». За то, что по приказу Линдена, реквизировав велосипед, встретил подходившие русские танки, и дальше ехал на броне командирского Т-55, указывая дорогу. В то же время из жалования Фукса вычтут стоимость велосипеда, попавшего под гусеницу танка — что владельцу возместят из муниципальных средств. И начальник участка герр Краузе по-отечески разъяснит молодому полицейскому, что война войной — но чужое имущество надлежало не бросать на дороге, а прислонить к забору, где оно было бы в сохранности.