Сердце волка - Вольфганг Хольбайн

Висслер снова начал стрелять. На этот раз он переключил автомат со стрельбы одиночными выстрелами на стрельбу очередями и его оружие разорвало воздух непрерывным грохотом. Пули застучали по стволам окружающих поляну деревьев и, рикошетя, зашелестели по веткам кустарника. Часть пуль все-таки попала в волка, убив его еще в полете, однако энергии его прыжка все же хватило для того, чтобы он долетел до Висслера и сбил его с ног. Висслер рухнул навзничь на землю, а автомат вылетел у него из рук и упал куда-то в темноту.

Штефан одним гигантским прыжком оказался посреди поляны. Ребекка лежала на снегу, прикрыв ребенка своим телом. Ее куртка и волосы были в крови. Она не просто лежала, а отчаянно пыталась удержать дитя, которое изо всех сил старалось высвободиться. Ребенок царапался, кусал Ребекку и при этом скулил, подвывая.

— Бекки! — сердце Штефана лихорадочно заколотилось, когда он увидел, что ее лицо и руки испачканы в крови. — Что с тобой? Ты ранена?

— Помоги мне! — крикнула Ребекка, еле переводя дыхание. — Я не могу ее удержать.

Штефан, придвинувшись ближе, схватил брыкающегося ребенка за туловище, но тут же получил удар ногой в лицо такой силы, что у него потекла кровь из нижней губы. Он, тем не менее, держал ребенка мертвой хваткой, а Ребекка, воспользовавшись этим, сумела обхватить беснующегося ребенка так, что блокировала движения его рук и ног. Ребенок тут же попытался укусить ее за лицо, и ей пришлось резко отдернуть голову в сторону.

— Что с тобой произошло? — еще раз спросил Штефан. — Бекки!

— Со мной все в порядке! — ответила Ребекка. — Помоги мне. Она такая буйная!

— Но на тебе кровь…

— Это волчья кровь, — перебила его Ребекка. — Сама я не ранена.

Она говорила прерывисто, отдельными словами, изо всех сил прижимая к своему животу брыкающиеся ноги ребенка. Кроме того, ей приходилось как можно дальше отклонять голову в сторону, чтобы он ее не укусил.

— Черт побери, да заставьте вы это дитя замолчать! — крикнул Висслер.

Он уже выбрался из-под убитого им волка, поднял с земли автомат и подбежал к Штефану и Ребекке.

Бекки и в самом деле попыталась угомонить ребенка, однако он продолжал сопротивляться с такой энергией и такой яростью, что Штефан невольно содрогнулся. Этот ребенок вел себя как зверь, а не как человек. Когда Штефан попытался протянуть к нему руку, он так лязгнул зубами, что, пожалуй, откусил бы Штефану палец, если бы тот вовремя не отдернул руку.

— Перестань! — взмолилась Ребекка. — Пожалуйста, малышка, ну перестань же!

Ее слова, похоже, возымели обратный эффект. Девочка издала протяжный пронзительный вой и неожиданно ударила Ребекку по лицу. Ее ногти, которые были длинными, как у дикой кошки, и грязными, оставили на щеке Бекки четыре кровоточащие царапины. Ребекка охнула от боли, но не отпустила ребенка.

Висслер молниеносно наклонился вперед и звонко шлепнул ребенка ладонью по щеке — девочка тут же перестала кричать. Более того, она больше не била Ребекку и даже неожиданно прижалась к ней с такой же силой, с какой секунду назад вырывалась. Затем она начала тихонько плакать.

Ребекка прижала девочку к себе, отошла на шаг от Висслера и бросила на него гневный взгляд.

— Вы что, с ума сошли? — с негодованием воскликнула она. — Не смейте к ней даже прикасаться, чудовище!

— Наверное, мне следовало бы и вам дать пощечину! — Висслер был в гневе, он почти кричал. — Вы что, решили нас всех погубить? Что все это значит? Я приказал вам находиться возле поляны! — Он сердито помотал головой. — И о чем вы только думали?

Глаза Ребекки расширились.

— Думала? — недоуменно переспросила она. — Я… я услышала крики ребенка!

Висслер вздохнул.

— Понятно, — сказал он. — Этого следовало ожидать. И что вы теперь собираетесь с ним делать?

Ребекка в первый момент явно не сообразила, что он имел в виду. Не понял этого и Штефан.

— Вы, похоже, собираетесь взять его с собой, — продолжил Висслер. — Но это исключено.

— Что вы сказали? — переспросил Штефан.

Висслер бросил на него быстрый взгляд и снова посмотрел на Ребекку.

— Пожалуйста, выслушайте меня, — начал он. — Я понимаю, какие чувства вы сейчас испытываете, но…

— Сомневаюсь, чтобы вы это понимали, — перебила его Ребекка. — Вы — самый настоящий болван, если хотя бы на секунду вообразили, что я оставлю эту малышку здесь на произвол судьбы.

Висслер хотел что-то ответить, но в этот момент ветер донес до них протяжный тревожный вой. Вскоре такой же вой раздался уже с другой стороны. Всем троим сразу же стало понятно, что означают эти звуки.

— Ну и где же вертолет? — поспешно спросил Штефан, чтобы отвлечь Висслера от разговора с Бекки.

— Летит, — ответил Висслер. — Нам осталось ждать минут пять. Если только у нас будет столько времени… Русские наверняка услышали выстрелы. Черт возьми! Этого не должно было произойти!

— Как и многого другого, — гневно добавила Ребекка. Она выпрямилась и требовательно посмотрела на Висслера. — Если у нас осталось только пять минут, тогда нам следует поторопиться.

Висслер впился в нее взглядом, не произнося ни слова. Ребекка тоже молча смотрела на него. Штефан почувствовал, что спор между ними решится именно так: противоборством пристальных взглядов, с помощью которых в этот момент оценивали друг друга эти внешне столь неравные соперники. Висслер до сего момента претендовал на статус вожака и прекрасно справлялся с этой ролью. Это признавала и Бекки, ведь он действительно был сильнее, целеустремленнее, возможно, умнее и, безусловно, безжалостнее и Штефана, и ее. Однако сейчас все это уже не имело значения. Появление беспомощного плачущего ребенка, которого Бекки прижимала к своей груди, в корне изменило ситуацию, ибо это дитя разбудило в ней древние инстинкты, против которых были бессильны все тщательно отработанные навыки Висслера, его беспощадность и с таким трудом поддерживаемый авторитет. У Бекки эти инстинкты проявлялись, пожалуй, гораздо сильнее, чем у большинства других женщин. Висслер, конечно же, этого не знал, а вот Штефан был уверен: что бы сейчас ни говорил и ни делал американец, он не принудит Бекки оставить ребенка. Единственное, что Висслер мог сейчас сделать, — это пристрелить Бекки.

Но это, по-видимому, стало понятно и американцу: уже через несколько секунд он повернулся и пошел прочь.

К востоку от них над гребнем горы, край которого был словно отчерчен под линейку, появилась тонкая светло-серая полоска — начинался рассвет. Вскоре эта полоска должна была постепенно распространиться на все небо, и тогда станет совсем светло. Однако вертолета все еще не было слышно.

— Пять минут уже давно прошли, — сказал Штефан. — Ну и где же, черт возьми, ваш вертолет?

— Еще недостаточно светло, — ответил Висслер. В его голосе чувствовались одновременно и нетерпение, и раздражение.